Лейтенант призадумался.
— Что, настолько непохож?
— Да, — призналась она. — Только взгляд остался прежним. А я… сильно изменилась?
— Даже взгляд стал другим. Встретил бы на улице — не узнал.
Они помолчали в затруднении.
— Знаешь, я в детстве часто мечтал, что вернусь в Копейку, — тихо сказал лейтенант. — Что выбежит мне навстречу черноглазая девочка, с визгом бросится на шею… я упаду, естественно, под таким-то весом… и скажу потом ей много-много слов, какая она замечательная, красивая, как спасла мне жизнь… и назову звездной принцессой. И возьму на руки. Почти каждый день мечтал, представлял в подробностях. И чем старше становился, тем отчетливей представлял… А сейчас сижу рядом с тобой, смотрю на совершенно незнакомую, чужую девушку, и ни одного слова в голову не приходит. И почему так — не понимаю.
— Откуда узнал, что жизнь спасла? — полюбопытствовала она.
— От отчима. Он — главврач того самого госпиталя, где ты вокруг охранника прыгала и орала. Настолько впечатлился твоим выступлением, что специально разыскал нас в Иркутске. Захотелось посмотреть на такого необыкновенного парня, как я. Ну, я ему понравился, а потом и мама, а дальше оно как-то само… Так что ты еще и нашу семейную жизнь устроила. А я сижу, как дурак, и не знаю, о чем говорить.
Боится, поняла она с грустью. Боится узнать, что у меня кто-то есть близкий, любимый. Не наивный мечтатель, и не был им никогда, понимает хорошо, что не может девочка до семнадцати лет дожить и ни с кем не дружить, не обниматься, не целоваться… По-прежнему гордый, по-прежнему властный Богдан, не хочет и не может оказаться вторым… А его девочка из детства давно стала взрослой.
— Давай тогда поговорим о деле, — тихо предложила она.
— Значит, о деле… В курсе, что этот… член Военсовета конкретно за тобой в бригаду прилетал? Ну вот, будь в курсе. И делай выводы. И будет очень хорошо, если в результате твоих выводов он останется где-нибудь под кустом в горах. При любом другом варианте тебя арестуют сразу, как только окажемся у своих. У условно своих. Понятно?
— Нет.
Лейтенант хмыкнул, в затруднении прищелкнул пальцами.
— В руководстве страны есть группировки, — осторожно сказал он в результате. — Иногда враждебные друг другу. Так вот, данный член Военсовета и штурмовые отряды — по разные стороны условной баррикады. Штурмовики — креатура новой «сибирской» волны, ваши сейчас уверенно теснят старичков… Я не знаю, каким непостижимым образом ты связана с высшим руководством страны, но совсем не удивлен, между прочим. Кому-то ты там, наверху, очень дорога. Это — такой козырь в переговорах о власти, который никто не упустит! Зита, что бы ты ни делала, тебя все равно арестуют. Это политика. Теперь понимаешь?
— Нет. Что мне даст устранение одного человека?
— Отсрочку, — серьезно сказал лейтенант. — Два-три дня — это иногда очень много. Зита. Я его сам застрелю, вы только не мешайте.
— И тем самым подведешь под уничтожение «Спартак»? Нет.
— «Спартак», — задумчиво сказал лейтенант. — Белые звезды, чистые сердца? Слышал. Да, это важно. Но… вас же почти всех перебили? Сколько у тебя бойцов? Восемь? А сколько останется, когда прорвемся к своим? Я, кстати, не представляю, как мы это сделаем. Что-то мне не верится, что нас так вот запросто выпустят из гор. Политика, блин…
— Восемь — группа сопровождения, — слабо улыбнулась Зита. — «Спартак» — там, позади, держит егерей. И частично впереди, проводит разведку. Ты сказал — три дня отсрочки? Три дня у меня будут.
— Ну вы и!.. Что, уже все сами распланировали?
— Держись подальше от члена Военсовета, — серьезно посоветовала она. — Если жить хочешь. Мы-то распланировали, но ребята могут не удержаться. Многим хочется оставить его под кустом в надежде, что война спишет. К сожалению, не спишет, гибель политика такого уровня будут расследовать очень серьезно и до правды все равно докопаются. Только не все это понимают. Как тебя вообще угораздило в его свиту?! Вроде такой правильный мальчик был!
— Да я не в его свите, — хмыкнул лейтенант. — Он мой вертолет забрал. Я с помощником по делам КБ в бригаду прилетел, результаты боевых испытаний «хамелеона» собирали, ну и нарвались на самодура. Не стрелять же его при свидетелях? Кстати, о боевых испытаниях: претензии к «хамелеонам» есть? Давай, начинай ругаться матом, не стесняйся.
— Ребята восхищены твоей работой. Если б не «хамелеоны», нас бы уже давно в живых никого не осталось.
— Ну, не совсем она и моя, — честно признал лейтенант. — Я так, в основном программное обеспечение для модулей писал. Но все равно лестно. Так что? Претензий, замечаний и пожеланий нет?!