И выдвинул в погрузочное положение полупрозрачную капсулу.
А в голове у Зиты словно щелкнуло что-то. Сложились вместе слова пилота, его крепкая фигура, уверенные движения… Гусь свинье не товарищ! Он же от нее когда-то перенял эту малопонятную фразу!
— Алеша! — завизжала она и с разбегу бросилась пилоту на шею.
Пилот поймал ее, аккуратно поставил на землю. Потом поднял руки и снял летный шлем. На Зиту уставились такие знакомые, такие восхитительно спокойные, бесстрастные глаза Алексея, бывшего командира штурмовиков Копейки, ее крестного, ее друга. Все же уцелел, выжил в бойне Сувалкинского прохода!
— Ну что ты творишь, дурочка? — укоризненно сказал парень. — Я же говорил: встретишь — не узнавай! Мне же тебя теперь по инструкции пристрелить надо!
— Стреляй! — всхлипнула она счастливо и залилась слезами.
Штурмовик вздохнул и осторожно прижал ее к себе. Она принялась осыпать его бестолковыми поцелуями.
— Обслюнявишь забрало — сама будешь протирать, — предупредил Алексей. — Спиртом.
И поцеловал ее сам. И еще раз. Со стороны за их жаркой встречей ревниво наблюдал полковник.
— Что со «Спартаком»? — тихо спросил Алексей. — Живы? Или одна осталась?
Она вздрогнула и пришла в себя.
— Из старшего набора я один, — хмуро сказал парень. — Повезло. Остальные… кто где. В основном — там… Как у вас?
— Сто тридцать в строю, — так же тихо сообщила она. — Пока что. Нам приказано закрыть трассу «Кавказ-Западный».
— Кто погиб?
Закрыв глаза, она перечислила убитых. Каждое имя отзывалось в сердце болью и виной.
— Молодец, — сказал Алексей. — Сохранила отряд. Тебе удалось невозможное. Я вот… потерял почти всех.
— А отряд сейчас на Димитриади, — призналась она.
— Это ничего не значит, — ровным голосом заметил Алексей. — «Спартак» — это ты. Не я, не Димитриади. Ты. Береги себя и ребят. Вы можете потребоваться майору Каллистратову. Он сейчас… высоко.
— Пилот! — внезапно подал голос забытый ими полковник. — Забери капитана. Как человека прошу.
— Кокон — одноместный.
— Плевать. Я здесь останусь. Так и запиши — отказался от эвакуации.
— Есть забрать капитана, — спокойно сказал Алексей. — Помогите загрузить тело, товарищ полковник.
— То-то же. А то выеживался перед российским офицером, центроспас сраный…
— Алеша, передай медикам, у капитана острое отравление боевой химией! — торопливо предупредила она. — Стимулятор для диверсантов наложился на летный. Обязательно передай!
— И он еще жив? Я передам капитану, чтоб молился на тебя до конца жизни.
Призрачная «Стрекоза» растаяла в темном небе, унося в захватах ценный груз.
— Вроде бы бесполезная игрушка, гражданская, а как пригодилась в войне! — завистливо сказал полковник. — Малозаметная, радарами не ловится, меж деревьев да по оврагам потихоньку в любой тыл проберется и обратно! Раз — и мы свободны в передвижениях! Ладно, принимай в диверс-группу нового бойца! Надеюсь, целый полковник авиации окажется не хуже твоих девчонок?
Полковник улыбался лихо, бодрился, а у нее перед глазами резко встало конопатое лицо Кати Короткевич, родное и знакомое с детства.
— Иа Кети, вардо Кети, — прошептала она онемевшими губами. — Не подруга, не сестричка… лишь — души моей частичка… Вот и нет тебя на свете. Чеми гого, чеми гули, крошка Кети, сикварули…
Слова словно сами приходили к ней, в причудливой смеси языков. Иа Кети… что значит — фиалка Кети. Давным-давно они спорили с Ариадной Давидовной в школе, какому цветку соответствует шустрая, деловитая Катюшка Короткевич. Она считала, что холодной фиалке. Мудрая Ариадна Давидовна, наоборот, разглядела в невзрачной девочке страсть и огонь южной розы. Роза по-грузински — варди. Так и осталось в памяти — иа Кети, вардо Кети…
В небесах громыхнуло. В венке черных туч на горы наступал страшный ливень. Резко ударил холодный ветер. Она зябко, совсем как Ариадна Давидовна когда-то, обхватила руками плечи. Оказывается, стихи отнимают все силы. Вот почему мерзла удивительная поэтесса и художница Ариа Кахиани, вовсе не из-за ленской каторги…
Ветер ударил со страшной силой.
— Что-то сейчас будет! — озабоченно сказал полковник. — небо аж черное! Ненавижу горы! Здесь такие ливни — ни под каким деревом не укроешься, пробьет в момент!
Зита подняла воспаленные глаза к черному небу. Катя просила спеть о ней. И сейчас в небесах грохотала самая лучшая песня о крохотной бесстрашной девочке, сгоревшей в пламене войны.
17
— Саша, раненого эвакуировали, — сообщила она по сети. — Товарищ полковник остался.