— Тебя должно хватить на один полет, вот на что! А без тебя я легко уйду! Брошу антиснайперку и уйду, меня по горам фиг догонят!
— Куда ты уйдешь? — тоскливо сказал офицер. — Вы привязаны к трассе приказом. Не считай меня дураком. Я сказал — нет!
— Ну, не так уж и привязаны, — усмехнулась она. — У нас приказ остановить трассу, а как и где — на наше усмотрение. В передвижениях мы свободны, так что еще повоюем! Улетайте, товарищ полковник, я вас очень прошу.
— Ты считаешь меня такой же сволочью, как Батя, да? — тихо уточнил офицер. — Я, конечно, российский офицер, грязи на моей совести предостаточно, но бросить семнадцатилетнюю девчонку перед смертным боем — это даже для российского офицера… слишком далеко за пределами морали. Я поклялся тебя защитить — твоему бойцу поклялся. И себе тоже. Я — поклялся, понимаешь?
— Так защищай! — разозлилась она. — Но не здесь же!
— Не понял…
— Мы в рейде по глубоким тылам противника, если вы не заметили, — суховато сказала она и принялась разворачивать стрелковый комплекс. — Когда вернемся — к нам возникнут вопросы. Они всегда возникают к тем, кто почему-то вернулся. Очень много очень неприятных вопросов. Почему утрачено табельное оружие, например… или почему остались живы. И не сдались ли мы врагу, не завербованы ли. Очень много очень неприятных вопросов.
Баллистический комплекс антиснайперки оказался ожидаемо хорош. Она с удовлетворением понаблюдала за дорогой, развернулась к полковнику.
— Руководством политотдела фронта передо мной была поставлена задача подобрать замену для командира 17-й ДШБ, — так же сухо продолжила она. — Я рекомендовала вас. Вы по основным характеристикам соответствуете требованиям, предъявляемым политическими войсками к командирам нового, социалистического типа. Возвращайтесь, товарищ полковник, принимайте бригаду. Там, на посту командира ДШБ, вы гораздо лучше сумеете нас защитить от всяких очень неприятных вопросов.
— Ну ни хрена себе… — отмер полковник. — Семнадцатилетней девочке поручили распоряжаться судьбами генералов?!
— А кому еще? — хмуро спросила она. — Вам, что ли? Так вы, лично честный, справедливый и адекватный мужчина, даже в частных разговорах с несовершеннолетней штурмовичкой с пеной у рта отстаиваете неприкосновенность армейского уклада! Вопреки собственным представлениям о морали! Поставь вам любую кадровую задачу — обязательно продвинете «своего»! А «свои» и так уже завели армию… вот сюда. Улетайте, товарищ полковник, я вас прошу. Вы очень нужны там, за хребтом.
Полковник нерешительно посмотрел на трассу. Она хорошо понимала его смятение. Легко сказать — захватить вертолет. А как сделать? Выйти в одиночку к колонне, и?.. С автоматом наперевес на батальон мотострелков?! Да к колонне даже выйти нереально. Они там после обстрелов дерганые, дадут очередью на любое шевеление в кустах.
— И лично мне вы нужны не здесь, а там, — неохотно сказала она. — Очень нужны. Вопрос жизни и смерти. Я же грачка. Ко мне после рейда будет особое отношение, очень особое.
— А как же политические войска? — саркастически осведомился полковник. — Своих не защищают?
— Защищают, — серьезно ответила она. — Только политические войска — важная часть политической жизни государства. Там… своих течений и конкуренции больше, чем хотелось бы. В результате на выходе может случиться всякое. Если нас встретит лично начальник политотдела фронта — ваша помощь не потребуется. Если он погиб… может быть всё, от торжественного оркестра до пулеметных очередей в упор. Но скорее всего меня арестуют сразу же. Если из-за сложной ситуации на фронте политический контроль ослаб, меня арестуют безусловно, армейцы не упустят момента отомстить «эсэсовцам» за все предыдущие унижения. А потом извинятся, мол, не разобрались и случайно расстреляли. Политика — грязный котел интриг, сами понимаете, а штурмовики в самой его середке. Так что попробуйте улететь, товарищ полковник. Поддержка честного и справедливого офицера для «Спартака» требуется именно там, у своих. Здесь мы… сами.
— М-да… — задумчиво протянул полковник. — А я почему-то думал, вы по молодости до таких выводов не додумаетесь… Вы вообще как тогда воюете, если все понимаете? Вы же за режим Ферра жизни отдаете не задумываясь! Чем вас так социализм манит, что вы ему все готовы прощать?!
— А при чем тут социализм? — не поняла она. — Скажете, при капитализме не так? Совсем недавно же проходили, можно вспомнить и сравнить! Как бы не хуже было, если судить по воспоминаниям… родителей. Это — человеческое зверство, оно от режима не зависит. Карьеристы, жополизы, просто сволочи лезут и всегда лезли во власть, вот они меня и встретят с нашей стороны фронта, вовсе не режим. Но социализм с ними хотя бы как-то борется. Просто я — в особой группе риска, так уж пошла наша история, национальным путем. И как командир штурмовиков, и как нерусская, с двух сторон могу получить. Улетайте, товарищ полковник, прошу вас. Улетайте и долетите, чтоб мне было куда возвращаться.