Что она сразу не сообразила — по трассе никто не ходил пешком, только ездили. И, естественно, фигурка девушки, бредущей непонятно куда, мгновенно привлекла к себе внимание.
— Кого потеряла, гогона? — тут же поинтересовались у нее. — Ты чья?
Вопрос, конечно, благожелательный, но и на него требовалось отвечать. Она молча предъявила жетон-опознаватель. Бойцы военной полиции переглянулись в затруднении.
— Европейцы, вроде, дальше по движению… — неуверенно сказал боец. — Так ты отстала или догоняешь?
И что отвечать? Ребята ведь сообразят проводить ее до указанной машины, и что тогда?
— Эти, что ли, твои? — внезапно спросил боец. — Иди, видишь, ждут!
Она развернулась. Из боковой дверцы подъехавшего броневика на нее уставилась такая знакомая по военным фильмам квадратная физиономия под тактическим шлемом, такая холодная, равнодушная, такая «исконно» фашистская, что у нее невольно вырвалось:
— EntschuldiegenSie bitte…
Остальные слова от волнения, как назло, словно волной смыло. Вообще-то она в свое время получила необходимый минимум из армейского разговорника по основным европейским языкам, но когда это было? А тут — только что говорила по-грузински, лихорадочно думала по-русски, и вдруг потребовалось на немецком. И не с такой подготовкой растеряешься.
Она жалобно моргнула и сделала шаг вперед. Бойцы военной полиции не воспрепятствовали. Офицер в броневике посмотрел холодными бесцветными глазами несколько мгновений, протянул жесткую ладонь и задернул ее внутрь. Два бойцы тут же сдвинулись на сиденье, освобождая для нее немного места. Броневик мягко покатил вниз.
— Прекрасную фройнлейн обучал плохой инструктор, — заметил офицер. — Так и передайте начальству вашей разведшколы. Инструктор — плохой. У него отвратительный немецкий.
Она внезапно для самой себя разозлилась. Казалось бы — что ей до мнения немецкого спецназовца о разведшколах Грузии? Однако европейское высокомерие ее не на шутку взбесило.
— Однако я вас понимаю, — заметила она холодно. — А вы нас — нет.
Фройнлейн полагает, это важно — понимать всяких туземцев? — рассеянно спросил офицер и знаком приказал водителю остановиться.
— В чужой стране и именно для вас — понимание есть жизнь.
Офицер не ответил. Облокотившись на выставленную в дверь коленку, он внимательно наблюдал за происходящим на дороге и особенно — возле нее, в прилегающем лесочке. Том самом, из которого она вышла совсем недавно.
Они дождались, когда цепь солдат покажется из леса.
— Поехали! — бросил офицер водителю. — Цирк окончен, никого в лесу не было.
— Но кто-то стрелял, — заметил сидящий рядом с Зитой боец. — И хорошо стрелял! Лучше, например, чем я, а я штатный снайпер группы.
— Кто стрелял, тот сейчас на дороге, — сказал офицер и вежливо улыбнулся Зите одними губами. — Больше ему деваться некуда. Или ей. Не так ли, прекрасная фройнлейн? Кстати, разрешите глянуть на опознаватель? Не обижайтесь, это просто формальность.
Он забрал жетон-опознаватель одним коротким движением, она даже не успела среагировать. Забрал, еще раз извинился, передал жетон водителю и равнодушно уставился в окно. Водитель сунул жетон в считыватель и коротко хохотнул:
— «Морские котики», капитан! Она — «морские котики»! Смешно, правда?
Офицер небрежно скользнул взглядом по ее оружию. Посмотрел на рукоятку ножа в набедренных ножнах. Она порадовалась, что взяла в рейд финку вместо стандартного ножа разведчика. Порадовалась, но четко поняла — выхватить финку ей не дадут. Кашлянула и деликатно прикрыла рот ладошкой. Талисман, подаренный Андрюшкой, послушно скользнул в ладонь…
Бойцы сидели рядом с ней вроде бы без напряжения и даже без особого к ней внимания, но она чувствовала — у нее в распоряжении всего одно мгновение, потом скрутят. Ну что ж, мгновения ей хватит. Офицер, можно считать, уже не жилец. В крайнем случае — не боец. Резануть по глазам — мало ему не покажется. А потом? У сидящего рядом бойца призывно выглядывает из кармашка разгрузки граната. Но он настороже, это факт. Тогда — обратной отмашкой и ему по глазам, а потом граната. Спецназовцы, конечно, в противоосколочной броне, но в закрытом помещении да между ног граната много дел натворит… и она уйдет сразу и легко, что немаловажно.