Он оторвался от валуна и как безумный кинулся в сторону предгорий. Поблескивая в лунном свете, «Муравей» повернул и понесся вслед за профессором.
Часом позже между темных скал Бен-Аттоу пробирался человек, он всхлипывал и задыхался, а за ним, не отставая, ползла чмокающая присосками и мигающая зеленым прожектором машина.
Силы профессора были на исходе. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Лишь огромным усилием воли он заставлял себя двигаться. И, однако, он делал больше, чем можно было от него ожидать. Он сбрасывал с высоты каменные глыбы на своего страшного преследователя, когда тот с тихим гудением полз по отвесному склону вверх. Но каждый раз стальная клешня парировала удар.
Колени профессора подгибались от усталости, а он брел по самому краю обрыва, прыгая, рискуя жизнью, через темнеющие бездны в надежде на то, что робот, гонясь за ним, свалится вниз и разобьется. Наивный! Разве не сам он наделил эту машину электронными чувствами, не сам оснастил ее гусеницами с сильными, как у осьминога, присосками? А теперь только и оставалось что бежать зигзагами, продираться сквозь терновник. Но куда бы он ни прятался, угрожающий вой и чмоканье быстро настигали его.
Больше он не мог ни о чем думать, ни на что но мог надеяться. Все труднее было отрывать ноги от земли, все медленнее брел он по вереску и между скал. И снова надвигался сзади, все ближе и ближе, беспощадный вой, и снова становились ярче зеленью блики.
И вдруг, к величайшему своему ужасу, он увидел, что вдалеке, среди вереска, движется маленький белый огонек. Карманный фонарик! Урсула вышла его искать! Встревожилась, что его так долго нет. Но через считанные минуты «Муравей» наверняка убьет его. И тогда теплоуловители робота переключатся на этот новый источник инфракрасных лучей…
Но тут внезапно его озарила мысль: болота! Топкие болота, где пузырится черная трясина… Как ему сразу не пришло это в голову?
Надежда придала ему сил. Он не бежал, а летел, как птица, вниз по склону, перепрыгивая через кучи камней, автоматически ища укрытия за валунами и скалами каждый раз, когда зеленые блики касались его плеча. Огонек в вереске приближался. Решали минуты. Он благодарил небо за громкие удары своего сердца и свистящее дыхание — той другое по силе намного превосходило сигналы, поступавшие в органы чувств «Муравья» от Урсулы.
Вереск, бугры, камни, снова вереск. Потом земля у него под ногами запружинила. И вот он уже ступает по вязкой, чавкающей трясине. Ею пахло из заполненных водой ям, где, как вчерных зрачках, отражались звезды. Глаза профессора ничего не видели, о себе он не думал, однако некое шестое чувство вело его именно по тем поросшим осокой и тростником кочкам, которые могли выдержать вес человека, но не машину весом в целую тонну. Создавая робот-вездеход, профессор как-то не подумал о его проходимости в болотах, и именно на этом упущении и был основан возникший теперь у него план.
"Муравей" между тем неутомимо полз за ним. Минуту или две гусеницы чмокали по пружинящему грунту. Потом трясина заколыхалась, и «Муравей» начал, погружаться в болото. Черные глубины громко хлюпнули, и трясина сомкнулась над «Муравьем». Судорожно дернулась над поверхностью металлическая клешня, и чудесное изобретение Малькольма Макгатри навсегда скрылось от глаз своего создателя.
На твердую землю профессор выбирался довольно долго. Урсула ждала его на краю болота. Но он только посмотрел на нее невидящими глазами.
— Малькольм! Что случилось? Где твоя машина?
— Там! — Дрожащей рукой он показал туда, где, повинуясь какой-то мощной, снизу идущей силе, вздымалась и опускалась топь. «Муравей» был еще жив, он еще боролся. Глаза-фотоэлементы вглядывались в черную грязь. Гусеницы крутились. Но вязкая топь крепко держала его в объятиях.
— Ой, так, значит, вся твоя работа пропала зря? — огорченно сказала Урсула.
Он открыл было рот, чтобы ответить, но вместо этого вдруг схватил ее и повалил на землю. На мгновение над болотами вспыхнуло небольшое голубое солнце. Из глубины поднялся черный гейзер, похожий на огромную поганку, и снова исчез. Послышался глухой грохот. Земля задрожала.
— Взорвалась ториевая батарея — жижа затекла внутрь, — с глубоким облегчением сказал он. — Теперь со всем этим… покончено!
— Не расстраивайся! — и она сжала его локоть, не совсем понимая, что происходит, по, как всегда, готовая утешить. — Ты ведь наверняка сможешь сделать новую! Еще лучше, правда?
— Ох, Урсула!
Он с улыбкой посмотрел на нее и стал беспомощно стирать с лица брызги грязи. И вдруг над болотами и безмолвствующим вереском раздался его громкий смех.
— Урсула, — с трудом переводя дыхание, сказал он, — дорогая! Я создал лишенного жизни и в то же время живого демона! Алюминий и электронные вихри, магнитные поля и вечный танец нейтронов должны были стать величайшим благом для человечества. Годы я работал без отдыха, использовал в работе, всо свои знания; к тому же все это стоило мне кучи денег. И однако…
Он задохнулся. Хотя он продолжал смеяться, глаза его по-прежнему были полны страха.
— …и, однако, я благодарю небо за то, что мое детище погибло! Все, Урсула, с этим покончено. Знаешь, чем я теперь займусь?
— Нет, дорогой, — и она с любопытством посмотрела на него.
— Куплю ферму и начну выращивать спаржу!
— С…спаржу? — растерянно пролепетала она. — Но почему именно спаржу?
— А потому, — медленно проговорил профессор, — что спаржа так удивительно безобидна!
МАНУЭЛЬ ГАРСИА-ВИНЬО
Любовь вне времени
Первого и до сих пор единственного путешественника в четвертое измерение звали Хулиан Сендер. К изобретению машины времени он не был причастен. На нем ее только испытали.
В 1980 году, когда ему исполнилось тридцать лет, ученые Института хроноскопических исследований создали машину, которая могла переносить человека в будущее. Хулиан Сендер работал в институте заместителем начальника пресс-центра и был выбран из двенадцати других добровольцев для путешествия в 2020 год.
Никакой специальной подготовки он не проходил. Ему просто сказали, что он свершит один-единственный рейс. Пройдет точно сорок лет, а он пробудет там всего неделю. Через семь дней он должен быть в том самом месте, где очутится по прибытии. Никаких вопросов задавать не позволили и сообщили, что, коль скоро он выбран, ему не разрешат пойти на попятную.
По окончании недельного отпуска, который ему предоставили перед опытом, он явился в институт ровно в восемь утра. И, следуя указаниям полученного накануне письма, направился к комнате номер 23.
Ему отворил молодой человек в белом комбинезоне с выжитой на кармане синей монограммой И. X. И. Молодой человек, улыбаясь, пожал Хулиану руку и пригласил войти.
Затем он провел его в камеру, где пол, потолок и стены были металлические, без единого отверстия. Единственный стул также был иэ металла. Ни коврика, ни картины, ни какой-либо иной мебели.
— Ну вот, — вымолвил провожатый, — как только я выйду, садитесь сюда.
Сендер хотел что-то сказать, но молодой человек его перебил.
— Ни о чем не беспокойтесь. Все, что вам нужно знать, вы уже знаете. Сейчас от вас требуется лишь одно — выполнить мои указания. Когда я выйду, садитесь.
Молодой человек вышел, заперев за собой дверь, и Хулиан уселся на металлический стул. Он огляделся по сторонам. Помещение казалось ярко освещенным, но обнаружить источник света Хулиану не удалось. Он поискал глазами дверь, в которую совсем недавно вышел его провожатый, и не нашел ее. Камера представляла собой большой куб с ребрами около пяти метров. Пол, стены и потолок выглядели одинаково: абсолютно гладкие металлические пластины матово блестели в странном свете.