— Ну, а теперь, — строго сказал Спид, — задуешь ты свои лампы или мне превратить тебя в бородавочника?
Угроза была глупая, но Альфьери только что собственными глазами видел, как произошло невозможное, и рисковать ему не хотелось. Рука его мгновенно схватила щипцы, которыми он снимал нагар со светильников. Как жаль, что успеха его никто не видел! Но нечего бога гневить: ведь у него теперь есть золото.
Едва угас с чуть слышным хлопком первый светильник, как «демон» исчез, и в оставленную им пустоту мгновенно устремился воздух.
Альфьери упал в кресло, Поверить невозможно! И отделался он невероятно легко, демон даже не потребовал его душу! А что, если в следующий раз ему не повезёт так, как в этот? Что, если… Ему стало не по себе.
И внезапно он понял, что надо сделать: часть золота он оставит для себя, на собственные нужды. А остальное убедит Монастикуса-старшего в том, что он, Альфьери, не шарлатан. Надо, чтобы старик рот разинул от удивления — тогда можно будет дать стрекача, и через день-два он окажется далеко.
Он встал и решительно двинулся к полкам с книгами.
Внезапно послышались шаги, и, заскрипев ржавыми петлями, распахнулась дверь. Прямо с порога Монастикус-младший закричал:
— Мастер Гаргрийн говорит, что для миссис Комфрей его кровь летучих мышей была хороша и он денег не вернёт! Разреши мне, учитель, набрать трав, нужных, чтобы превратить его в жа… Ой, что это?!
Он увидел на полу горшок из литого золота.
— Как ты сделал это, учитель? — спросил он, не сводя с горшка глаз.
— Не учитель я тебе больше, — надменно ответил ему Альфьери. — Свой договор с твоим отцом я выполнил. Я сделал для него золото и отныне возвращаюсь к первоначальному своему занятию — буду, как и прежде, лечить коров.
Он бросил охапку пергаментов на ещё раскалённую жаровню и повернулся к молодому Монастикусу.
— Слушай меня внимательно, юнец, — подняв палец, сказал он. — Да не введёт тебя это золото в искушение. Брось заниматься колдовством, оно опасно и будущего у этого ремесла нет.
ДЖЕРАЛД КЕРШ
ОПАСНЫЙ ВКЛАД
У вас острый глаз, сэр, поистине острый глаз, если вы узнали меня по тем фотографиям, что появлялись в 1947 году в газетах и сенсационных журнальных репортажах. Думаю, я несколько изменился с тех пор; и всё же я действительно тот самый Питер Перфремент, которого так возносили за открытия в области ядерной физики. Я рад, что вы с первого взгляда узнали меня. Иначе могли бы принять за беглого каторжника или за сумасшедшего, или за кого-нибудь ещё в этом роде — ведь я хочу попросить вас пересесть вот сюда в этот затемнённый угол так, чтобы ваша широкая спина загородила меня от двери. Поглядывайте на зеркало над моей головой, и вы непременно увидите там двух молодчиков, которые явятся в этот уютный маленький бар. Они придут за мной. По отсутствующему выражению на их лицах вы поймёте, что это субчики из службы безопасности.
Увидев меня, они, разумеется, не преминут воскликнуть: «О, сэр Питер, как приятно встретить вас здесь!» А потом, сославшись на срочное дело, уведут меня отсюда. Ускользать от этих молодчиков — одна из немногих радостей, оставшихся мне на склоне лет. Однажды я спрятался в корзине для белья. А сегодня я надел поверх вечернего костюма рабочий комбинизон, чтобы улизнуть на концерт. После неплохо проведённого вечера я вернусь домой, в центр, но пока мне ещё хочется побыть немного одному. За те небольшие неудобства, которые мне приходится терпеть, я могу пенять только на себя самого. Я отошёл от дел ещё в 1950 году, когда, как мне казалось, истинная сущность атомных бомб, вроде той, что мы сбросили на Хиросиму, стала достоянием общественности. Моя работа, похоже, была завершена.
Итак, я удалился на прелестную маленькую виллу на мысе Фесс, поблизости от кошмарного фешенебельного Сюрта Сабль-де-Фесс на юге Франции. Я намеревался коротать там свои дни, собирая библиотеку и потихоньку занимаясь в небогатенькой, но достаточно оснащённой лаборатории. Я не пропускал ни одного музыкального фестиваля, выпивал свой стаканчик вина на террасе пришедшегося мне по вкусу заведения и продолжал академическую битву с доктором Франкенбургом. Эта битва, в сущности, не более кровопролитная, чем обычная шахматная партия, касалась свойств элемента фтора. Я догадываюсь, что тайны естественных наук, слава богу, находятся за пределами ваших интересов, но, быть может, из курса средней школы вам кое-что известно о свойствах фтора. Это прямо-таки сорви голова, разбойник среди элементов.
По своим капризам фтор — истая примадонна, а по характеру — врождённый преступник. Его невозможно удержать в чистом виде; его влечёт практически ко всему, что есть на Земле, и всё это он стремится уничтожить. Непосвящённому я могу изложить суть своей позиции так: приручённый фтор, фигурально выражаясь, — громила в упряжке. Доктор Франкенбург, любитель полистать на досуге юмористические журналы, возражал по поводу «упряжки», что тогда с таким же успехом Денниса-Угрозу[7] можно представить в качестве кормильца семьи. Как бы то ни было, я продолжал трудиться для собственного удовольствия, без принуждения и слежки, имея доступ к большому компьютеру в Ассиньи. И вот в один прекрасный день я обнаружил, что мне удалось выделить субстанцию, которую для удобства я буду называть «фтор-80-прим»,