Но нет правил без исключений. Один шакал всегда хотел попробовать человечину ― просто так, из любопытства. Однажды он нашел умирающую красивую львицу, добил её, съел плоть и надел шкуру. И чужая кожа пришлась падальщику настолько впору, что львы приняли его за своего. Вожак стаи влюбился в шакала в львиной шкуре до потери здравого смысла, и тогда шакал подговорил льва убить человека. Лев долго не соглашался, но шакал был умен и хитер, и смог уговорить льва. Лев все же убил человека, и угостил шакала.
И месть не заставила себя ждать. Люди убили льва, и всю стаю, и еще две соседних в придачу, а шакал успел скинуть львиную шкуру и сбежать. Но люди заподозрили, что в истории замешан кто-то еще, и уже идут по его следам.
Старик замолчал. Я подождала немного, затем спросила:
― И это все?
― Да, ― односложно ответил он.
― Не поняла, ― осторожно сказала я, ― почему вы рассказали мне эту сказку. Даже ресурс не могу извлечь, ни одного вывода!
― Когда читаешь историю, представляешь главного героя с глазами своего мужа, ― сказал старик. ― Когда описываешь фантастические цветы, они пахнут ромашками под твоим окном. Эта история сшита по твоим меркам, даже если кажется, что жмёт в груди.
Я замерла на мгновение. Поняла слова, но не могла поверить. Как сквозь мыльный пузырь видела ― старик подошел к стойке, резко бросил трактирщику горсть монет и вышел.
Нет. Этот интеллигентный старик не мог обозвать девушку шакалом, потому что не понравились глаза. Должно быть что-то еще.
Он знал меня.
Я вскочила, резко бросила трактирщику:
― Сколько?
― Старик все оплатил, ― ответил тот, и я опрометью бросилась в сторону двери.
Не принял мое угощение, значит, ― подумала уже на бегу. Бежала быстрее, чем способен человек, подгоняла шаги ресурсом. У поворота замерла, дорога раздваивалась и тропинки скрывались за вековыми деревьями. Если ошибусь, то упущу невероятный шанс, если уже не упустила.
Затравленно огляделась и увидела щуплого аристократа в зеленом шелковом камзоле. Юноша небрежно прислонился к могучему дубу, мял в пальцах придорожный цветок. В глазах ― скука, ждет кого-то уже давно.
― Куда он пошел? ― спросила я требовательно, чуть не переходя на крик.
― Кто ― он? ― Испуганно уточнил вельможа. ― Я все скажу, объясните только...
Некогда было объяснять. Я проникла в мысли юноши легко, даже не задумываясь о том, что делаю. Увидела себя его глазами, высокую, сильную, помешанную. Потом ― телохранителя, которого он отослал так недавно и так напрасно. И наконец ― старика, медленно бредущего направо.
Я тут же отпустила перепуганного вельможу, оставив на холёном запястье отпечатки ногтей. Побежала следом за загадочным рассказчиком, отчаянно быстро.
Старик не успел уйти далеко, я догнала его в три сильных рывка.
― Кто я? ― почти прорычала в седой затылок. ― Вы знали меня! Скажите!
Схватила за плечо, развернула к себе лицом. Странник скривился от боли, посмотрел с ненавистью. Я с трудом перебирала спутанные мысли старика, на лбу выступила испарина.
Я видела лица, много лиц, много мест, пожар, бледную девушку без сознания с каплями крови на лице.
― Я не знаю тебя, ― криво ухмыльнулся старик, ― не ищи. Но я знаю таких, как ты.
Среди калейдоскопа лиц высветилось одно, красивая блондинка с тонкими неприятными губами. Смутно знакомая, но ничего общего со мной. Она улыбалась.
Старик развернулся и пошел прочь, не добавив ни слова. А я осталась стоять молча, безучастная и истощенная, не в силах сделать ни шага. Не сдвинулась с места и тогда, когда услышала в конце дорожки крики: "Это она! Вот она, держите ее".
Глава 11
Я снова перерасходовала ресурс, но на этот раз рядом не дежурила заботливая Эмми. Меня почти деликатно поместили в светлую камеру с высоким потолком и узким зарешеченным окном. Безмолвный страж усадил меня на дощатую койку, я откинулась на прохладную каменную стену и тут же потеряла сознание.
Чудилось, что я в пустыне, прокусываю себе вену и пью кровь из собственной руки. Когда очнулась, во рту пересохло так сильно, что даже вдох доставлял боль. Язык был сухой и неприятно касался нёба. Рядом с кушеткой стоял керамический кувшин, но дотянуться до стола оказалось не так просто. Получилось только с третьей попытки, часть воды выплеснулась на каменный пол. Я выпила не меньше литра и снова впала в забытье. С тех пор я приходила в себя, пила, и снова падала в какую-то темную яму, будто воздух был пропитан хлороформом.
"Хоть бы немного ресурса", ― думала я и прижимала горящие ладони к холодной стене, ― "самую малость, чтобы чуть подлечиться".
Очнувшись в очередной раз, я увидела склонившегося над койкой высокого человек в мантии стража. Серые проницательные глаза выделялись на желтовато-сером, ничем не примечательном лице. Странный посетитель убрал мокрую от пота прядь волос с моего лба и, прищурившись, разглядывал лицо.
― Кто ты такая, в конце концов? ― спросил он, и, не дожидаясь ответа, проник в мои мысли. Это было пронзительно неприятно. Я видела, как гость вытаскивает и отбрасывает мои воспоминания ― первый день, первую мысль, проверку способностей, разговор с Эмми. Человек в капюшоне резко закончил контакт, возвращение к настоящему отозвалось вспышкой боли в голове.
― Ты сама не знаешь, ― сказал он. ― Тогда все ясно. Неважно. В течение этого года ты должна явиться в Институт.
Я в отчаянии посмотрела на него, мысленно умоляя о какой-нибудь доступной информации, из которой можно было бы сделать простенький вывод и извлечь ресурс в текущем состоянии. Посетитель обернулся, как будто почувствовал взгляд. Пробормотал: "А это, видимо, была совсем неправильная мысль", ― а потом развернулся и вышел, стремительно, почти испуганно. Я снова впала в забытье, пытаясь представить себя в сознании. В бреду казалось, что запас ресурса возник из ниоткуда, перекочевал от гостя готовым к употреблению, нежданным даром. А потом я пришла в себя голодная и абсолютно здоровая.
К моей несказанной радости, рядом с кувшином нашелся кусок ржаного хлеба. Кроме койки и стола в комнате имели место быть: стул, медный рукомойник с тазом и вешалка в углу. Троекратный обход камеры свидетельствовал, что диаметр помещения равен восьми шагам, а элементарная логика доказывала, что прошло не более суток. Отвратительно длинных суток, вынуждена признать. Больше всего хотелось в душ и есть, но вместо этого зашел страж и негромким вежливым голосом зачитал приговор. Мне надлежало провести здесь десять дней, и выплатить штраф. Большой штраф. Сорок золотых, я даже рассмеялась, когда услышала цифру. Даже если меня продать на дикий юг, я буду стоить меньше, по крайней мере сейчас, грязная и больная.
Но, оказалось, эту проблему решили без моего участия ― реабилитационный центр оплатил долг за счет проживания. У меня теперь оставался всего месяц аренды, но по-прежнему никаких долгов. Я присвистнула, когда поняла, насколько элитным было гнездышко в каморках, но не испытала никаких чувств. Где-то в глубине души я не верила, что останусь там на целых пять лет, и потому казалось, что у меня отняли то, что мне никогда не принадлежало.
Последующие девять дней оказались самыми длинными и скучными в моей новой жизни. Я металась по камере, пытаясь выжать хоть немного ресурса из рассуждений о том, кто ко мне приходил и зачем, но все мысли казались мне либо очевидными, либо не логичными и не приносили ни капли силы. Чем больше я думала, тем четче становилось ощущение, что некая важная деталь ускользает прямо из-под носа. То же действующее на нервы чувство незаконченности, что и в первый день.