Но в эту ночь мать Роя пожаловалась на головную боль и попросила подменить, так что Ким вызвался на вахту. Несмотря на безумно веселые дни, он тосковал по ночной дороге с сопутствующей мрачной романтикой и решил променять сон на лунный путь.
Под равномерный стук колес я быстро уснула на пустой кровати. Ким вел быстрее Селены, и уверенная скорость действовала на меня, как лучшая колыбельная.
Я проснулась оттого, что в фургоне кто-то был. "Ким?" ― прошептала сдавленно, вглядываясь в смутный силуэт и уже зная, что это не он ― фургон по-прежнему ехал в любимом ритме моего вокалиста. Даже страх не коснулся атрофированных со сна чувств, и только в кончиках пальцев ног подсознательно начала зарождаться привычная, но еще слишком слабая волна импульса для удара. Не успела набрать в легкие воздуха для крика, не успела собраться с мыслями, как на лицо легла огромная ладонь, перекрывая доступ кислорода. Вторая припечатала руки к груди, и в следующий момент незваный посетитель проник в мои мысли, неожиданно и резко выиграв не успевшую начаться схватку. Я не ожидала ментального нападения, нацелилась отражать атаку физическую, и поэтому проиграла. Два и два сложились слишком поздно.
Извилистый путь к затерянным, первый день в загадочном раю, лица встречающих людей, девочка с золотистыми кудрями ― обрывки воспоминаний моментально пронеслись перед внутренним зрением и я знала точно, что не только перед моим. Потаенные воспоминания были украдены быстро и безвозвратно.
В следующее мгновение молчаливый агрессор освободил руки и отступил бесшумно, как тень. Я узнала повадки высококлассного наемника из Нелоуджа, которые забирают только то, что нужно, и никогда не уходят с пустыми руками. Незнакомцу оставалось сделать один шаг, и он бы оказался за пределами фургона, мчащегося на огромной скорости. В безопасности. Звать на помощь бесполезно ― пока музыканты услышат крик, пока фургоны затормозят ― наемник останется далеко позади, унося чужой секрет. И я отбросила сомнения, приняла сложившуюся ситуацию, как данность. Нужно сражаться самой, отвечать за допущенную беспечность, драться. В этом не было ничего нового или неясного, и я только боялась проиграть снова.
Я ударила наемника воображаемой волной по колену и в пах, уже не задумываясь. Он упал на пол, беззвучно скрутившись от боли. Подскочила, судорожно снимая со стула застрявшие наручники, склонилась над наемником, чтобы застегнуть браслеты у него на запястье. Мужчина неожиданно и резко ударил меня кулаком в лицо, перевернулся, оказался в двух сантиметрах от дверей фургона. В носу хрустнула кость, в глазах вспыхнула боль, и я чудом успела снять шок ресурсом, чтобы сохранить сознание. В следующий момент ярость ослепила меня. Считанный секрет, ночное нападение стали личным оскорблением, с которым следовало разобраться немедленно и окончательно. Я посмотрела наемнику в глаза, и увидела, как решимость в жестком взгляде сменилась ужасом и мольбой. Под моими ладонями, нависшими в пяти сантиметрах от лица нападавшего не осталось ни единой молекулы кислорода. Проигравший враг задыхался в фургоне, наполненном свежим весенним ветром, и я не отводила глаз ни на одну, самую страшную секунду. Наемник рвался со всей выучкой и мощью профессионального убийцы, и в какой-то момент мои силы закончились. Тогда я заглянула мужчине прямо в голову и забрала весь ресурс, оставив опустошенную жертву без проблеска надежды. Когда ярость ослабила хватку и кровь отлила от моего лица, человек был мертв.
Я медленно отошла к наружной стене и постучала, усилив звук. Говорить не было сил. Села на кровать и ждала, пока остановятся фургоны и разбуженные музыканты зайдут посмотреть, что случилось. И только тогда позволила себе отвернуться.
Глава 27
Утром, когда фургоны остановились, я пошла к Селене. Она выбралась на чистую поляну, покрытую утренней росой. В правой руке женщина держала котелок, в левой ― узелок с провизией. Я молча помогла донести вещи и сложить костер.
Мы часто готовили завтрак вместе в умиротворенной тишине. Обязанности давно были распределены, а все слова сказаны вечером. Утром пели птицы, журчали ручьи, просыпалась дорога. Но сегодня молчание было гнетущим, раздражало назойливое кваканье лягушек.
Я понимала, что нужно уходить. Не обязательно сегодня, никто меня не гонит. Вчера Селена продублировала мое воспоминание о нападении всем участникам группы, и в убийстве меня никто не винил. Тайна было слишком важна, бездействие могло обернуться страшными последствиями для затерянного народа. Слишком много у них было лакомых знаний, и слишком мало опыта самообороны.
Мужчины помогли зажечь погребальный костер ― у меня никак не получалось, огонь гас, не хватало ресурса. Я сама начертила огненную спираль, которая должна была увести погибшего к рисующим богам.
Но все-таки убийство легло несмываемыми пятнами на мои руки. Не знаю, думал ли Ким о том, что я была недостаточно бдительна и чрезмерно жестока, но мне эта мысль не давала покоя. Как бы поступила в такой ситуации Эмми? Знаю, что по-другому. Вот только не представляю, как.
А еще где-то на краю сознания неприятно стучался в виски другой вопрос. А как я вообще ухитрилась это сделать? Убить. Выиграть. Наемник же был профи, высшая школа ― ясно, как день. У меня тоже есть какие-то навыки, но здесь я проигрывала на несколько пунктов. Был момент, когда чаша весов склонилась на сторону противника. Потому что на его стороне был полный самоконтроль, хладнокровие, отточенная быстрота реакции. А мне было страшно, я растерялась и перепугалась, как глупая девчонка.
А потом... Потом леденящий страх, или временное помутнение рассудка... Или же я правда смогла отобрать у наемника ресурс?
Даже мысль была жуткой. Вспоминались жуткие байки про мифических демонов, умеющих отбирать магию и жизненную силу. Я отгоняла эти рассуждения настолько далеко, насколько могла. Мало ли кто на что способен в критический момент? Пьяные с высоких гор падают без единого перелома, курица без головы живет какое-то время. А я всего лишь смогла подсознательно сделать какой-то вывод и получить ресурс. Зачем плодить сущности? Зачем вообще об этом думать?
В котелке закипел бульон, я взяла половник и стала аккуратно собирать грязновато-коричневую пенку. Нужно придумать десять прилагательных, чтобы описать бурлящую воду ― хорошая техника, чтобы отключиться от тяжелых воспоминаний. Первое правило психологической гигиены.
Адская, обжигающая, опасная, гибельная, угрожающая, чужая и чуждая... Гм, нет, бульон с такими эпитетами никто есть не станет.
Наконец, Селена отряхнула подол и устроилась на поваленном бревне, задумчиво посмотрела на огонь.
Я положила половник, провела ладонью по лбу и сказала без вступления:
― Хочу забыть про затерянных.
Голос был слегка хриплым. Конечно, первые слова после ночной молитвы на упокой. Я прокашлялась.
― Понимаю, ― Селена избегала моего взгляда и плела сложную косичку из шести длинных травинок, ― Но ты не можешь забывать все, что не нравится. Так можно потерять взаимосвязи между событиями в жизни, некоторые выводы станут аксиомами, когда из памяти исчезнут причины. Можно прийти в тупик, можно потерять себя.
― Это уже один раз со мной произошло, ― заметила я, ― Так что я осознаю последствия лучше, чем вы представляете, и не собираюсь практиковать этот метод часто. Когда я овладею техникой скрытия воспоминаний, необходимость в оперативном вмешательстве отпадет. Но сейчас я просто не хочу больше носить эту чужую тайну. Мне плевать на неё, эти знания не стоят смерти.