― Не спи, ― прошептал на ухо Ким. ― Не стоит огорчать местных.
― Что? ― ошеломленно переспросила я.
Даже проснулась на минуту от необычного заявления. Оказалось, дерганые местные жители используют ресурс, чтобы не спать вообще. Умеют видеть в темноте, как кошки, и научат нас, как только последние лучи солнца опадут за горами.
― Скоро будет чай, ― пообещал паренек, сидящий справа, заметив мои терзания.
Показал рукой на старушку у котелка. Та деловито распутывала черное, спутанное проволокой корневище. Отрывала и отсчитывала по двенадцать отростков, каждый длиной с мизинец.
― Маралий корень, ― пояснил сосед. ― Поднимет веки, прибавит дух.
И действительно, мутные облака, собравшиеся между ушами, отступали после чашки терпкого напитка. Даже на третьи сутки бодрствования. Ким снова пел, я танцевала. Чувствовала новую звенящую энергию, непривычную двойственность сознания, обостренную четкость восприятия.
В первую же ночь местные научили нас множеству трюков. Запомнился массаж под коленной чашечкой и "Пощекочи языком нёбо! Язык вверх, веки вверх!"; использование ресурса для создания внутреннего освещения: "Снаружи останется ночь. Но свет выходит из ресниц яркими капельками. Веселее, если разноцветными".
Во вторую ночь жители советовали правильно использовать полученное время ― зорко смотреть во тьму в поисках ночных демонов, обострять восприятие, различать степных зверьков по шелесту травы. На вторые сутки без сна задача усложнялась потерей концентрации и мыльным радужным пузырем вокруг головы, смешивающим цвета и звуки в однородную мелодию на двух уровнях осознания.
За границами цветной пленки старики учили оберегать от сна родных и знакомых: "Твой коренастый друг слева закрывает глаза. Хлопни в ладоши перед лицом. Спроси мнение о мироздании. Налей еще настойки левзеи".
Это не была явь в привычном понимании, чувство реальности давало сбой. К концу третьих суток я сама затруднялась ответить на вопрос: "Ты кто?".
― Теперь с тобой можно говорить, ― объявил давешний старик с сощуренными глазами. ― Вокруг Рагел.
― Рагел, ― осмысленно повторяла я. Слово перекатывалось на языке отполированными гранями. Прохладная сторона ― утренняя роса, гласное ребро всё в лиловых цветах.
Действительность выцветала, пряный дым танцевал сказочными драконами. Сон стал почти осязаем, вплетался в дым, соблазнял уютом сухих листьев под навесом чуть поодаль. Мы с каждой минутой мимикрировали под местных. Глаза краснели, речь приобретала галлюциногенную отрывистость.
Рой стоял у видимого только ему штурвала и задавал направление по дыму костра. Старики кивали с уважением: "Степь это тоже море. Можно переплыть всю степь, до гор. Подняться к небу по скале и найти старика, который знает смысл имен".
Ким сел спиной к собравшимся, перебирал струны и шептал что-то под нос.
― Я все понял, ― сообщил доверительно мне на ухо. ― Достаточно написать одну песню, в которую будут вплетены все слова и сюжеты. Мне осталось подобрать двадцать слов и три аккорда.
В ту ночь слова музыканта казались логичными и мурашки бегали по затылку от всеобъемлющих аккордов.
После пары циклов крепкого двенадцатичасового сна, когда мы наконец решились уехать, Ким сбивчиво пел и подбородок дрожал от хохота. Мудрая песнь оказалась пафосной интерпретацией популярной "Пастушки на лугу" со смачными обсценными фрагментами.
Глава 32
Лето подходило к концу, но зеленая и бурная жизнь не собиралась сдавать обороты. Мы ехали в Каресские горы, воздух становился чище и легче, а дорога ― сложней и неприступней. Колонна часто останавливалась, управлять фургонами один человек мог не более часа, а потом требовалась смена и восстановление ресурса. "Вахтить", как выражался Рой, в таком режиме надоедало, а горное путешествие длилось уже пару недель. В третью среду на рассвете, наконец, мы не без облегчения остановились у холма, который переходил в подножие большой, настоящей горы. Вершина скрывалась в высотных, слоистых облаках и там же, вероятно, пряталась моя тайна.
― Дальше не проехать, ― объявил Ким, ― Я наверх, проведать старика, кто со мной?
― Я пас, ― сказал Эрин. Селена и Рой поддержали гитариста. Я удивилась, это не было похоже на друзей, всегда любознательных и обуреваемых жаждой движения. Может быть, я чего-то не знала и стоило проявить деликатность, оставить Кима одного? Я посмотрела вверх. Петляющая горная тропинка, обрамленная колючим кустарником, и на высоте примерно четырехсот метров ― узкая белая линия, как будто нарисованная мелом по растительности. "Интересно, что это?", ― подумала я, ― "Белый песок? Цветы? Если приглядеться, больше похоже на растительность. Но кто и зачем это здесь сделал?"
К черту деликатность. Это же Каресские горы. Где-то здесь древние народы называли что-то словом Коори, отсюда вернулся, сохранив память, сын семьи Морей из мечты Лори. На вершине должен быть ключ, или хотя бы замочная скважина, в которую можно заглянуть.
И все-таки страшно. После встречи с тварями я начала опасаться собственных тайн. Из скважины запросто могло вытянуться смертоносное щупальце. "Не дрейфь", ― сказала словами Роя про себя.
― Я с тобой, ― заявила вслух.
― Это самое удивительное место на нашей планете, ― сказал Ким. ― Хотя не уверен, что тебе понравится.
― Я люблю удивительные места.
― Знаю, ― ответил музыкант. ― Но и ты можешь испугаться.
― Отлично. Дай мне почувствовать это.
Бравада всегда помогала прийти в себя. Встать перед зеркалом, поднять руки в победном жесте ― и можно встречаться со страхом. Известный приём. Но как быть, если пугает отражение?
Ким задорно подмигнул, показалось, что он рад компании, хотя явно чего-то не договаривает. Первые несколько часов путь был утомительным, но обычным ― мы шли по узкой тропке, уклон которой становился все выше и мышцы бедра потихоньку начинали давать о себе знать. Ким задал быстрый темп, и постепенно разговоры сошли на нет, оставляя место размеренному дыханию в такт шагам. Изредка встречались невысокие кряжистые сосны, широко раскинувшие узловатую сетку корней. В бесценной тени под их кроной можно было перевести дух. От жары стучало в ушах, хотя мы вышли спустя несколько минут после кровавого рассвета.
Воздух становился легким и разреженным, уменьшенная концентрация кислорода вызывала определенный дискомфорт. Словно угадав мои мысли, Ким устроил получасовой привал, во время которого, впрочем, запретил ложиться: "Лучше сохрани минимальную физическую активность", ― подчеркнул он, ― "Сделай легкую растяжку, попей воды, иначе будет сложно продолжать". Мы перекусили орехами и сухофруктами, и Ким протянул горсть синих терпких ягод, которые успел собрать, пока я отдыхала.
Дальше становилось сложнее, иногда камни срывались из-под ног и довольно долго летели вниз. Я начала бессознательно цепляться за покрытые шипами ветки кустарника, и не могла удержаться, чтобы не страховать себя ресурсом. Щиколотки покрылись сложной сеткой неглубоких порезов, а штанины приобрели угрожающий орнамент из колючих шариков цепкого горного репейника.
― Ты неплохо справляешься для первого раза в горах, ― оценил Ким. ― Как самочувствие?
― Нормально, ― пожала плечами я. ― Устала, но бывало и хуже.
― Дальше будет сложнее. Но дело не в этом. Видишь белые цветы? ― показал он.
Только сейчас я окончательно поняла, что странная ровная белая полоса была высажена цветами, нежными, как цветок вьюнка, с тончайшими широкими белыми лепестками.