― Это ипомея разделительная, в простонародье разделяющий вьюнок, ― Ким сорвал цветок и нежные листья тут же поникли, потеряв всякое очарование, стали похожи на слежавшуюся паутину. ― Дальше не действует ресурс.
― Что? ― я остановилась.
― Ты никогда не слышала легенды про Каресские горы? ― удивился он.
― Слышала что-то, ― попыталась вспомнить я. Кажется, Лори рассказывала про принца, который был в горах, когда стерли его возлюбленную. Так это правда? Вот в чем ключ? ― Ты хочешь сказать, что здесь не произойдет ничего из того, что я представлю?
― Я хочу сказать, что здесь не работает ментальная сила. Если упадешь, остается надеяться только на свои руки и ноги.
― С ума сойти, ― тихо сказала я, ― Так вот почему не пошли остальные.
Я испытывала странную, не знакомую ранее нерешительность. То ли страх, то ли сомнение, но я не позволила себе вникать в это ощущение.
― Да, это неуютное чувство. Эрин поднялся однажды, и заявил, что с него хватит, ― прокомментировал Ким. Всё он понимал без слов. ― Ты тоже можешь вернуться, я провожу. Не сказал внизу, потому что ты не смогла бы оценить, раз не помнишь или не знаешь гор. Сейчас понимаешь лучше, какой подъем предстоит преодолеть.
― Понимаю, ― кивнула я, чувствуя странное беспокойство в желудке, ― Но хочу идти дальше.
Лицо Кима просветлело. "А ты мне нравишься все больше", ― отметил он.
Где-то через час я, наконец, свыклась с мыслью, что нахожусь на высоте нескольких сотен метров над землей без малейшей страховки. Подъем, впрочем, не впечатлил бы бывалых скалолазов ― большую часть пути мы по-прежнему шли, только теперь медленнее. Пригибались под порывами жесткого ветра, иногда приходилось цепляться за камни и редкие жесткие корни, на ощупь находить опору для ног. В особо сложных местах Ким забирался первый, помогал, спуская небольшой отрезок каната, или просто страховал. Физическая усталость вытеснила моральное напряжение, и я с радостью отметила, что страха больше нет, хотя по-прежнему чувствовала себя неуютно. Беззащитной.
Но стоило оглянуться, и я видела мир настолько захватывающий, что все остальное не имело значения. Извилистой змейкой вилась далеко внизу река, а на уровне глаз парили громадные гордые птицы. Неужели я никогда раньше не была в горах?
― Наверху у меня живет друг, ― сказал Ким во время очередной короткой передышки. ― Он странный и иногда кажется, что не от мира сего. Он работал в Институте, кстати, это уникальный шанс задать пару вопросов, если у тебя есть.
Разумеется, вопросы у меня были. Последние метры оказались самыми сложными, и на один безумный момент показалось, что я сейчас сорвусь ― ноги потеряли опору, и камень под правой рукой предательски зашатался. Ветер ударил в спину, прижимая к скале. Страх, острый, как лезвие кинжала, поднялся от желудка к горлу. Я издала сдавленный звук, но Ким вовремя очутился рядом. Два раза ветер заставлял распластаться по скале, цепляясь побелевшими пальцами в цельную, нерушимую породу.
Когда я наконец-то выпрямилась в полный рост на плато, к которому мы шли, ползли и карабкались целый день, пьянящая гордость ударила в голову, обжигающими парами развеивая остатки страха, допаминовой цепью приковывая к новому чувству. От вида внизу захватывало дух и свежий порывистый ветер бил в лицо, как победное знамя. Ким обнял меня за талию и повернул спиной к обрыву, а сам так не оторвал взгляд от разворачивающегося вида. В глазах музыканта горел азарт горного хищника, снежного барса, настигшего добычу.
Глава 33
Боковым зрением я увидела приближающегося высокого старика с серебристо-белой бородой. Незнакомец улыбался.
― Да у меня гости! ― обрадовался он, радушно раскидывая руки. ― И какие!
― Здравствуй, Ри, ― Ким повернулся и улыбнулся одними глазами. ― Я рад.
― Ким, ― покачал головой подошедший, ― как я давно тебя не видел, мальчик мой. Дай посмотрю.
Отшельник отступил на шаг и склонил голову набок, как любопытная птица. Ветер играл добротной тканью видавшего виды плаща, странным образом оставляя величественную бороду неприкосновенной. Ри Никль ― Ким говорил о нем по пути в гору ― был бос, и длинные узловатые пальцы ног, изогнувшись, цеплялись за каменистую возвышенность, как птичьи когти.
― Ты помолодел, ― наконец заключил он. ― И наконец-то оправился. Конечно, ― Ри подмигнул мне. ― Ты забыл ту и снова нашел музу. Девушки идут на пользу мальчикам.
Я удивилась. Ни сам Ким, ни кто-либо другой в группе никогда не упоминал, что у него была девушка, с которой связаны болезненные воспоминания. Нет, разумеется, Ким периодически проводил вечера с фанатками, как Эрин, музыканты редко страдают от одиночества, но чтобы какая-то особая, единственная?
― Я никого не пытался забыть. Я и в прошлый раз говорил тебе, ― искренне, но равнодушно сказал Ким.
― Как скажешь, ― кивнул старик.
Не думаю, что Ким стал врать из-за меня. Я не стала бы ревновать к прошлому и к воспоминаниям, и точно знала, что в душе музыканта нахожусь где-то после дороги. Если откровенно, то мне нравилась искренняя непринужденность спонтанных отношений, отсутствие обязательств и тягучих признаний. В безудержной свободе, прилагающейся к пустому багажу воспоминаний, есть много достоинств, и я собиралась примерить все, прежде чем свяжу руки сантиментами.
Мы прошли к небольшой известковой пещере, у входа в которую теплился костер. Старик жестом пригласил сесть и протянул кусок восхитительного хлеба из грубой муки, Ким насадил душистый ломоть на прутик и поднял над огнем. Сзади веяло холодом.
― Как тебя зовут, дитя? ― обратился ко мне Ри Никль.
― Кори, ― произнесла я, нарочито выделяя второй слог. ― У вас не возникает ассоциаций?
Вспомнился Рагел, сбивчивые слова о старике, что знает смысл имен.
― Хороший вопрос, девочка моя, ― покачал головой отшельник, снова похожий на мудрую птицу. Хлопнул ладонями по коленям. ― Отличный вопрос! В точку. Интересно, кто дал тебе такое имя.
― Что вы имеете в виду? ― поразилась я, почувствовав знакомый аромат тайны. Той пыльной завесы, скрывающей прошлое, которая должна хоть немного приоткрыться. Багровой кулисы, отгораживающей гримерку, где спрятались ответы на незаданные вопросы. Поёжилась.
Хочу ли я знать больше, чем знаю сейчас? Ответ, такой очевидный в первые дни, становился все более смутным. Словно настоящая "я" буду вынуждена вернуть физический облик восставшему прошлому, растворившись в небытие. Проигравшая незнакомка, знавшая воровские законы, умевшая драться и убивать, внушала страх. Сложно ассоциировать себя с расплывчатой мрачной тенью.
― Кори, на старом языке Карессы ― это место, в которое нельзя попасть. Есть легенда, что когда боги рисовали единое знание, они спрятали Изображение именно там, вот так вот, дитя. Затем окружили сакральный артефакт высокими, непроходимыми горами и отменили возможность использования любой силы здесь. Оно, Кори, вон там, ― отшельник показал туда, где облака скрывали даже не вершины, а добрую половину гор. Коричнево-серый, плотный, как крепостная стена и отвесный неприступный хребет вызывал благоговейный восторг, переходящий в ужас.
Старик сидел, скрестив ноги, и задумчиво шевелил узловатыми пальцами. Возможно, в лабиринтах рассудка отшельника мудрые мысли стремительно искали взаимосвязи, плели безупречные логические цепочки, строили дедуктивные и индуктивные гипотезы. Возможно, старик просто считал скалистых ласточек.