Прыгаю вперед, и с размаха ударяюсь о волну горячего ветра, падаю спиной на обжигающий песок, перекатываюсь и тут же вскакиваю на ноги. Еще прыжок вперед ― и снова тот же результат. Нужно стрелять отсюда.
Подпрыгиваю в отчаянии, пятки горят. Осматриваю ружье и вижу два численных деления. "Конечно, " ― думаю я, ― "Поправки. На ветер и...". Подпрыгиваю еще раз, и решаю сначала выставить ветер. Пытаюсь вспомнить формулы, голова плывет от жара, бесконечного песка, бесконечных прыжков. Я хочу остановиться. Отрываю от шорт кусок ткани, наматываю на палец и пытаюсь определить показатели, хотя не представляю, как я замерю скорость ветра без ресурса, и вдруг понимаю все необходимые характеристики. Числа появляются прямо на куске ткани, как будто вышитые неизвестной рукой. Мозг сжалился надо мной. Порывы ветра доходят до двадцати метров в секунду. Мучительно вспоминаю формулы, считаю и наконец, сдвигаю первое деление.
Второе деление. Снова прыгаю, уже привычно, и понимаю, что это гравитация. Замечательно. Но вычислить показатели? И в тот же момент пейзаж меняется, песок под ногами становится прозрачным, и я нахожусь на поверхности стеклянного глобуса. Вижу мерные деления и подписи на них. До мишеней один километр. Радиус планеты ― 2048 километров. Масса пули ― 9.90 граммов. Замечаю на горизонте дыру, пробитую моим первым неудачным выстрелом ― на три метра левее мишени и на один метр выше.
Ступни горят. Боль кажется неестественным, архаичным чувством в этом сюрреалистическом, высокотехнологичном окружении, я кажусь себе подопытной обезьяной. Собственно, так оно и есть, но мне по-прежнему больно.
Зажмуриваю глаза, прыгаю, и вспоминаю формулы. Вычисляю. Долго, мучительно долго, около двенадцати прыжков и наконец, сдвигаю второе деление.
Вскидываю ружье и стреляю, на выдохе, но сердце уже не подчиняется никакому ритму, и пуля снова уходит мимо. На этот раз выше, сильно выше, и я понимаю, что ошиблась в расчетах. Пересчитываю, нахожу ошибку, не получаю никакого ресурса. Это ощущение оставляет действие неприятно незаконченным. Как будто съела любимое лакомство, но не почувствовала вкуса. Передвигаю второе деление, снова стреляю. Опять мимо, но это уже сбитое дыхание, всего на тридцать сантиметров выше.
Осталось пять пуль и три мишени. Прыгаю, стараюсь привести дыхание в норму, но это уже не помогает. Я устала. Сердце стучит, как барабан. Только барабаны играют четко, а сердце уже давно сбилось с ритма. Вдыхаю носом и выдыхаю ртом, стараясь не обращать внимания на сухость и песок, и наконец, останавливаюсь на слишком длинный миг, замираю и стреляю. Левое колено и правая ступня горят, и я чувствую, как наливаются волдыри, но это не важно. Попадание.
Четыре пули и две мишени. Стреляю. Попадаю.
Три пули и последняя мишень. Боль почти не заметна, но я чувствую торжество и прилив эндорфинов, и это тоже плохо. Контроль. Я успокаиваю сердце, приземляюсь на обожженное колено, стреляю и мажу.
Две пули и последняя мишень. Заставляю себя прыгнуть десять раз медленно и размеренно, ноги болят, но руки спокойны. Сердце спокойно. Стреляю. Последняя мишень падает и ветер утихает. В пять прыжков добираюсь до упавших мишеней и вижу огромный разлом в земле, но это смешно. Это скорее награда, чем испытание, я разбегаюсь, прыгаю в последний раз, и пейзаж сменяется.
Глава 43
Стою перед входом в огромное неопрятное строение, выполненное из наваленных во много слоев бревен. Бревна тонкие и длинные, с заостренными концами и прожилкой в середине. В строении очень много входов и, наверное, много выходов. Обойти его нельзя. Мне нужно на ту сторону.
Строение пахнет старой хвоей и что-то ужасно напоминает, но я не понимаю, пока не вхожу внутрь. Это муравейник. Я чувствую, как поднимаются волосы на затылке, и одновременно с этим у входа появляются муравьи. Насекомые обычного размера, не соответствующего муравейнику, и я могу от них убежать, и я бегу. Передо мной развилка, я бегу налево, снова развилка, направо и попадаю в тупик. Возвращаюсь, муравьи уже рядом, чувствую шелест миллионов лап, поворачиваю налево и снова попадаю в тупик. Разворачиваюсь, в следующий момент лавина оказывается у ног, и насекомые поднимаются, огромной, бесформенной массой. Больно и страшно, я кричу и... умираю.
Чтобы снова очнуться у входа в муравейник. Я не хочу идти внутрь, отчаянно, физически не хочу, и какое-то время безнадежно ищу другой путь. Которого, разумеется, нет. Вдыхаю, принимаю низкий старт и бегу со всей мощи. Прямо, налево, налево, тупик, назад, прямо, тупик, назад. И умираю. Менее больно, но опять очень страшно.
Третий раз. Прямо, прямо, налево, тупик, назад. Боковым зрением замечаю в переходе кого-то, кроме муравьев, неясную фигуру. Тень приближается, сворачивает, и в этот момент меня снова настигают муравьи, и я снова умираю. Совсем не больно. Страшно.
Снова стою у выхода и пытаюсь понять, что делать. У меня нет ничего, то есть совсем ничего ― под ногами ― кусок монолитной скалы, сверху ― безупречно синее небо, и я могу отходить от входа в муравейник только на пять метров в любом направлении. Затем меня нещадно отбрасывает ветром, на эту самую монолитную скалу. Мельком замечаю, что волдырей на колене нет, и пятки тоже выглядят здоровыми. Я пытаюсь собраться с мыслями, подумать, отдохнуть, в конце концов. Сажусь на землю, скрестив ноги, и изучаю бревна, точнее гигантские хвоинки и думаю, как бы их приспособить и слишком поздно замечаю волну муравьев. Вскакиваю, бегу в муравейник, вижу две фигуры в глубине, одна бежит налево, другая прямо, поворачиваю направо и умираю. Не больно. Не страшно. Рутина.
Прихожу в себя с мыслью: "Полный перебор" и эта мысль мне абсолютно не нравится. Вспоминаю неясные фигуры. Если бы их догнать и сказать, куда бежать уже не надо. Если бы на каждом повороте, да по три таких фигуры, или сколько там ответвлений... Не успеваю додумать эту мысль, как зрение приобретает странную фрактальность. Будто бы я смотрю не одной парой глаз, а несколькими. Поворачиваюсь налево и одновременно вижу: пустоту слева; себя, с головой повернутой налево; двух себя, с головой повернутой налево. Я смотрю вперед и делаю шаг. Картинки сдвигаются. Мы входим в муравейник. Развилка. Самое сложное. Картинки меняются, направляю одну себя налево, одну прямо и одну направо. Это сложно, как будто управлять искусственной частью тела. Нужно четко осознавать, куда движется каждое из моих "я". Мы продвигаемся медленнее, чем когда я была одна. Мое правое-правое-левое "я" уткнулось в тупик и погибло, остальные пока в движении. На развилках картинки распадаются на мелкие фрагменты, и все сложнее удерживать в голове схему муравейника-лабиринта, и я почти радуюсь, когда часть моих "я" утыкаются в тупики и освобождают картинку. Нас становится меньше, нескольким "я" даже удалось встретиться, но большинству не повезло. Из лабиринта нас выходит трое, оглядываюсь, вижу ту же тройную картинку ― пустота, затылок, два затылка. Сажусь. Растроение не пропадает, голова раскалывается от боли. Я закусываю губу, встаю и остаюсь на месте. Я иду в лабиринт и остаюсь на месте. Я погибаю, два раза, одновременно, и остаюсь одна снаружи. Картинка перед глазами приходит в норму, и я тяжело выдыхаю. И тут же пейзаж снова меняется.