Глава 44
Я стою на песчаном пляже и вижу на другом берегу озера Институт. Погода приятная, на воде почти нет волн. Пахнет тиной и прелью, кричат чайки. Оглядываюсь, чтобы убедиться ― вокруг нет ничего полезного, и медленно вхожу в теплую воду. У берега неглубоко, и я размеренно иду вперед, вода поднимается до колен, по пояс, по грудь, и тогда пускаюсь вплавь. На поверхности вода еще теплее, прикосновение волн почти не заметно. В диаметре озеро километра четыре, Институт на противоположном берегу, чуть левее. Берег вздымается неестественными каменными глыбами ― как всегда, в Испытании есть только один путь. Сейчас ― напрямик. Неторопливо плыву.
Солнце отражается от зеленоватой воды и слепит глаза, я жмурюсь и двигаюсь вперед. Плыву долго, наверное, час, и слышу негромкую мелодию со стороны песчаного берега, с которого зашла в воду. Сначала кажется, что это иллюзия, созданная шумом волн, но звук становится все громче, все отчетливей. "Не поворачивайся", ― говорю себе. ― "Тебе нужно вперед". Но мелодия нарастает и я все-таки оборачиваюсь, оправдывая себя тем, что реальность не может быть хуже фантазий. Только реальность и есть мои фантазии.
На берегу сидит Ким, с такого расстояния не видно лица, черты которого скрыты в странной тени. Но я знаю, что это он, по линии плеч, по наклону головы. Потому что больше никто не может быть позади, когда мне нужно вперед. Вижу, что Ким играет на гитаре, и каждая нота, каждое прикосновение к струне фальшивы, но объединенные звуки образуют нереальную горькую гармонию. Останавливаюсь, волны равнодушно держат меня на плаву.
Солнце скрылось за тучами, и озеро стало серым, мрачным, бездонным. И нет в этом мире никого, кроме меня, Кима, и фальшивой мелодии. Не существует на свете ничего горше этой мелодии, и не может существовать. И ясно вижу, как через лес, в нескольких километрах от Кима начинает скользить из-за спины страшная, неясная тень. Тварь, понимаю я. А Ким играет, играет, и несмотря на расстояние пальцы на струнах видны отчетливо, каждый звук впечатывается в сознание, как стон.
Отворачиваюсь. Слезы текут по лицу и смешиваются с водой, плыть тяжело, незачем, горько, и даже дышать тяжело и незачем. Институт впереди уродливый, бесцельный и ненужный, но я почему-то и зачем-то плыву и постепенно мелодия затухает.
Наступает вечер. Солнце уходит и становится холоднее. Мышцы сводит и меня бьет мелкая дрожь, плыть я уже не могу. Зависаю на месте, сосредотачивая все усилия на том, чтобы не утонуть. Каждый выдох тянет на глубокое темное дно, ленивые волны все настойчивей подбираются к носу.
Я устала, ужасно устала, холодно и пусто в этом мертвом озере, в котором нет ни единой рыбы, в этом пустом мире. "Скоро все закончится, " ― говорю я себе, и вдруг меня осеняет ужасная мысль. "А что произошло с теми, кто не прошел испытания? А вдруг они застряли здесь, в царстве собственных фантазий?" Ужас, холодный, как волны, сковывает меня, и я погружаюсь в воду на миг, тут же выныриваю и отплевываюсь.
Самая долгая ночь в моей жизни. Холодно, мышцы скованные, непослушные, и стоит больших усилий просто удерживаться на поверхности. Сомнения терзают, не оставляя перерыва на покой ― а вдруг испытание уже закончено и я его провалила? В голове звучит "Значение имеет не результат, не цель. Значение имеет лишь путь, то, что ты способна и готова сделать".Вдруг следовало вернуться и спасти Кима, вдруг это была проверка на человечность? Или нужно утонуть? В муравейнике же я умирала и без этого не нашла бы ответ. Но в моем Испытании не может быть повторов, и я знаю наверняка, что смерть в фальшивом озере будет настоящей.
Наступает утро, и я вижу, что Институт не приблизился ни на йоту, а от берега уже безнадежно далеко. Безудержно стучат зубы, и ногти на руках голубовато-синие.
Рассвет над мертвым озером запредельно прекрасен. Нежно-розовые лучи восходящего солнца рассыпают по поверхности искрящиеся блики и подсвечивают легкие облака потусторонним сиянием. Холодная красота призывает к умиротворению, ледяные объятия волн почти успокаивают.
Но вместо смирения захлестывает пьянящая злость, и я понимаю, что доплыву. Плевать, как и когда, и не имеет значения, что в Институте меня уже не ждут и считают испытание проваленным. Я была там один раз, пройду и сейчас, это мне по плечу.
"Я приплыву к вам, слышите?!" ― ору во весь голос. ― "Доберусь, и вам придется со мной считаться!"
И в следующий момент оказываюсь в Институте.
Глава 45
Прошло целых два дня, а меня все не покидало ощущение сюрреалистичности происходящего. Не знаю, чего я ожидала после испытания ― высоких готических сводов, мрачных людей в темных мантиях, разговаривающих отрывистыми пафосными фразами и паутины в углах, или просто продолжение фантазий, но теперь уже не моих, а коллективных, но реальность обманула все ожидания.
Институт оказался просторным, чистым и светлым зданием с широкими коридорами и большими окнами. Он был многоэтажным, и мне предоставили доступ на все первые восемь этажей, занятые группами исследователей. На девятом и десятом уровнях располагалось руководство, и туда без повода путь был заказан.
Меня поселили в уютной гостинице, раскинувшейся в соседнем крыле, выдали халат, тапочки, банные принадлежности и записную книжку. Элегантные девушки в темных балахонах объяснили, что каждый день в актовом зале на первом этаже проходит семинар одной из ста тридцати восьми работающих в Институте исследовательских групп. Я вправе эти семинары посещать и присоединяться к работе любого проекта. Также можно начать собственный проект, если есть желание. Если есть идеи, то следует подать заявку и провести собственный семинар. В выступлении обосновать перспективность в плане быстрого получения значительного объема ресурса, а также предоставить список необходимых для реализации материальных благ и доступа в библиотеку. Доступ, оказывается, давался далеко не всем и не полный. Количество и содержание доступных секций ― "витков" на местном сленге ― напрямую зависело от выбранного направления исследований.
Первый день я отсыпалась и читала увлекательнейший философский трактат "Имя цветка", найденный в верхнем ящике гостиничной тумбочки вместе с дохлым тараканом и надушенным носовым платком.
В комнате было свежо и удобно ― простенькая меблировка, набор туалетных принадлежностей, накрахмаленные белоснежные простыни на узкой кровати и настежь распахнутое окно.
Под окном раскинулось озеро, и я никак не могла понять ― это то самое, из моих кошмаров на Испытании, или просто случайное совпадение. Местное озеро было неспокойным, иссиня-зеленые волны с белыми барашками разбегались от центра ко всем берегам.
Влажный озерный воздух смешивался с ароматами, поднимающимися из столовой. На завтрак подали овсянку, на обед ― борщ, на ужин ― картошку с лисичками, что изрядно повысило расположение духа и мнение об этих личностях, которые заставили меня мокнуть в воображаемом озере больше двенадцати часов кряду. Столовая располагалась на первом этаже гостиницы, и была удивительно уютной, несмотря на свою явную непритязательность. Деревянные столы и стулья вызывали воспоминания о городской библиотеке. В углу стояла труба, из которой шел теплый воздух и создавал приятный легкий ветерок, насыщенный запахом чеснока и выпечки. Полная женщина в светлом накрахмаленном фартуке, стоявшая на раздаче, смотрела слегка сочувственно и, похоже, довольно искренне хотела накормить: "Вы новенькая? Вот, попробуйте борщ, у нас великолепный борщ, настоящий, острый, кисло-сладкий. Ложка стоит!" Ложка не стояла, впрочем, но борщ и вправду был потрясающий. Мои планы, судя по всему, не совпадали со стандартным расписанием проживающих здесь гостей.