Я ответила ничего не выражающей улыбкой.
— Прости за этот ранний визит, — тут же деловым тоном продолжил он. — У меня бизнес-встреча в Нью-Йорке, я вылетаю через час. Но прежде хотел лично пригласить тебя на суаре в моём особняке. Решение — довольно спонтанное, вечеринка будет скромной — только самые близкие друзья.
— Спасибо за приглашение, но я…
— Ещё ведь даже не сказал, когда, — он сделал лукавое лицо. — Если сейчас откажешься, не поверю, что действительно занята.
— Дел и правда очень много, — я наконец высвободила ладонь. — Галерея…
— …тоже от этого выиграет. Мои друзья — все любители искусства. И, познакомившись с очаровательной владелицей одной из самых перспективных галерей в Лондоне…
Он многозначительно замолчал и, прежде чем я успела ответить, снова прижал тыльную сторону моей ладони к губам.
— Вечеринка послезавтра. Я не требую ответа сейчас. Но пришлю за тобой водителя в восемь.
— Удачи на встрече в Нью-Йорке, — пожелала я, и мой поклонник, просияв улыбкой в очередной раз, потрусил к выходу.
А я повернулась к Бетти, застывшей возле картины с изображением заросшего кувшинками пруда.
— Что ж, день начался удачно. Будем надеяться и завершится так же.
Бетти раз-другой моргнула, видимо, силясь понять, шучу я или говорю серьёзно, и неуверенно проговорила:
— Сегодня у вас встреча с мистером Боггарти.
— Помню, — улыбнулась я. — Это ли не удача?
Девушка едва заметно передёрнула плечами.
— Он переносил встречу трижды.
— Он отказывался от встречи трижды, — поправила я её. — И всякий раз потом звонил и переназначал её. Наша галерея его заинтересовала, но врождённая или приобретённая заносчивость не позволяет признать это сразу. Он будет наш — вот увидишь!
Бетти явно не разделяла моего оптимизма. Квентин Боггарти — восходящая звезда абстракционизма, в отличие от многих своих коллег добившийся признания ещё при жизни, недавно со скандалом ушёл из «Bonne Chance», одной из крупнейших галерей Лондона. Теперь многие старались заманить его к себе. Но начало сотрудничества осложнялось одним обстоятельством: ужасным характером мистера Боггарти. Бетти, до моей галереи занимавшаяся организацией художественных выставок, уже имела «счастье» испытать это на себе. Не знаю, что именно произошло, но при одном упоминании имени сварливого абстракциониста у неё кривились губы. Незадолго до высочайшего визита я предложила ей сходить на ланч, но девушка упрямо качнула головой.
— Не думаю, что хочу оставлять вас наедине с этим субъектом, мисс Шейх.
— Хорошо. Если почувствую, что не справляюсь, сделаю вот так, — я приложила ладонь ко лбу. — Это будет сигналом, что тебе официально позволено уронить на него чайник со свежезаваренным чаем.
Бетти улыбнулась и с готовностью кивнула:
— С удовольствием, мисс Шейх.
Конечно, я шутила насчёт чая, но после первых же минут общения со звёздным гостем шутка начала настойчиво перерастать в намерение. Абстракционист явился почти на час позже оговоренного времени. Просто ввалился в галерею, окинул её пренебрежительным взглядом и бросил:
— У меня встреча с мисс Шейк.
— Шейх, — с милой улыбкой поправила я. — Добрый день, мистер Боггарти.
— Утро, — небрежно отмахнулся он.
— Сейчас уже полдень, — медовым голосоком возразила я.
С раздражением покосившись на меня, он посмотрел на свои наручные часы и припечатал:
— Одинадцать.
— Значит, ваши часы всё же показывают правильное время?
Художник смерил меня откровенно недружелюбным взглядом. А я, продолжая улыбаться, смотрела на него. Сильно вытянутое лицо, выдающиеся вперёд зубы, бесцветные глаза — типичный английский gringo, как сказала бы Изабелла. Но держался этот gringo, как Ричард Львиное Сердце.
— Это что должно означать? — грубовато поинтересовался он.
— Что опаздывать на деловую встречу — невежливо. Не предупредить об опоздании — дурной тон. Потенциальные партнёры должны относиться друг к другу с бóльшим уважением.
— Потенциальные партнёры? — он громко фыркнул. — Я пришёл просто из любопытства!
— Разумеется, партнёрами так быстро не становятся. Мы ещё толком не познакомились, и ни один из нас не знает, хочет ли работать с другим.
— Вот как? — хмыкнул он. — Пригласили меня вы. Для чего тогда?
— Мне тоже не чуждо любопытство. И, раз уж вы здесь, хотя и с опозданием, — я приглашающе махнула рукой. — Добро пожаловать в мою галерею.
Мистер Боггарти сузил глаза и сложил на груди руки, видимо, обдумывая свои дальнейшие действия: уйти, хлопнув дверью, или всё же остаться. Но я старательно наводила о нём справки, прежде чем выбрать эту линию поведения: отсутствие очевидного интереса к сотрудничеству, вежливость без раболепства, к которому художник явно привык, и лёгкая насмешливость в ответ на его грубость. Выбор оказался верным. Руки мистера Боггарти переместились с груди в карманы брюк, взгляд, буравивший меня, скользнул по холстам на стенах.
— У вашей галереи странное название. «Swift». Как Джонатан или «Стремительная»?
— Как «Стриж», — качнула я головой. — Мои любимые птицы. Могу я предложить вам что-нибудь выпить? Нет? Тогда следуйте за мной.
Картины в галерею я выбирала очень тщательно. Не все бы повесила у себя в гостиной, но каждая из выбранных задевала какую-то струнку, и, судя по растущим доходам от продаж, не только во мне. Водя гостя от одного холста к другому, я рассказывала, почему выбрала именно эту картину, говорила об уже проданных полотнах и о том, что привлекло в них покупателей. И с удовлетворением отметила, что Боггарти, поначалу, перебивавший меня после первых же фраз и нетерпеливо переходивший к следующей картине, постепенно втягивался в «экскурсию» и уже задерживался у некоторых работ. Особенно привлекла его одна — с изображением девушки, танцующей с соломенной куклой, одетой, как джентльмен времён Джейн Остин. Сюжет сам по себе довольно странный, но по-настоящему неуютно становилось при взгляде на безвольно висящие руки, подгибающиеся ноги соломенного джентльмена и его неживое лицо — белую маску с чётко прорисованными бровями и яркими пятнами щёк и губ. Рядом с ним абсолютно счастливое раскрасневшееся лицо девушки смотрелось гротескно и немного жутко. Об этой картине я не сказала ни слова — просто молча стояла рядом с Боггарти, наблюдая за его реакцией.
— Дэниэл Клоуз? — наконец повернулся он ко мне. — Как вам удалось договориться с этим депрессивным психопатом?
— Очень просто — он сам позвонил мне. До мистера Клоуза дошёл слух, что я не боюсь экспериментировать, и готова выставлять у себя работы, которые более классически настроенные галереи сочли бы неуместными.
— Тогда вы сразу подписали приговор и себе, и вашей галерее, — Боггарти снова посмотрел на картину. — Я видел некоторые «неклассические» работы этого так называемого «гения». Выставив их здесь, вы прослывёте потакающей безумию.
— Это вряд ли. Условием сотрудничества с моей стороны было, что каждая из выставленных здесь работ Клоуза должна нравиться лично мне. А я не причисляю себя к безумцам.
По узким губам Боггарти пробежала усмешка.
— Ни один из психопатов не причисляет себя к таковым, верно? И теперь вы ожидаете, что я тут же ухвачусь за возможность стать в один ряд… со всем этим? — он пренебрежительно махнул рукой.
— Я ничего не ожидаю, мистер Боггарти. Но мне кажется, «всё это» произвело на вас большее впечатление, чем вы пытаетесь показать, и в душе вы уже немного жалеете, что начали наше знакомство не с той ноги. Моя галерея пока не зарекомендовала себя на рынке изобразительного искусства, но я считаю, у нас с ней очень неплохие шансы. Вопрос лишь, хотите вы участвовать в этом или нет.
— И что, если я скажу нет?
— Ничего, — я пожала плечами. — Я лишь сравню вас с Брайаном Коксом, отказавшимся «ухватиться за возможность» сняться в тогда ещё неизвестном сериале и впоследствии горько об этом пожалевшем.
— Брайан Кокс? — малопривекательное лицо художника недоумённо сморщилось. — В каком сериале?