Только к утру девушке стало лучше, я помогла ей поесть, залезть в повозку и посадила рядом с собой. Она искоса поглядывала на меня, как бы решая заговорить со мной или нет. И набравшись смелости, обратилась:
- Спасибо Вам за помощь. Отныне я Ваша должница. Меня зовут Милкой.
А я, услышав такое имя, захохотала, чем испугала не только девушку, но и остальных каторжанок, которые даже в такой тесноте постарались отодвинуться от нас подальше. Успокоившись, я спросила:
- Милкой зовут? А полностью как твоё имя?
- Милка. Так всегда звали.
- А меня Миллеей зовут, а в детстве ребята Милкой дразнили, вот и смешно стало, что тезку встретила.
Девушка улыбнулась, и стало сразу ясно, как она еще молода. Я попросила её рассказать мне о себе. Рассказ был неприхотлив и жесток одновременно. Небогатая девушка с детства работала в богатом доме, приходилось помогать семье, так как росли еще младшие братья и сестры. И все было вроде не плохо, но приехал к хозяевам племянник в гости и приглянулась ему Милка. Стал богатый господин сначала пряниками, а затем кнутом заманивать девушку в постель, а она все упиралась. Так он силой взять хотел, а она ему по голове вазой со стола и стукнула. Голову не проломила, но пообещал он отомстить непокорной служанке. Но ничего не происходило, и Милка успокоилась, а напрасно. Объявил племянничек, что дорогой перстень у него пропал. Лежал на комоде – и нет сейчас. Уж он в комнате искал-искал, не нашел. Родня тоже переполошилась. «Найдем, - говорят. - Все перероем, а отыщем». И Милка как дура последняя искать пошла. Да только нашли кольцо у неё в коморке под матрасом. Вызвали стражников и сдали как воровку. И слушать её никто не стал. Поставили перед судьей, а тот и объявил приговор – десять лет каторги на рудниках. Подхватили её, кандалы на руки, ноги одели и все! Стала Милка каторжанкой.
Слушали девушку все в повозке, а когда она окончила своё повествование, загудели, как пчелы в улье:
- Да, не проста бедняцкая доля.
- Нет совести у богатеев. Гнева божьего им не хватает на головы их бесстыжие.
- Все эти «племяннички» за богатством людей не видят.
- Да, понапрасну тебя оклеветали, - сказала я, и все вновь замолчали. С чего это? Может у Милки спросить потихоньку?
После долгого молчания, когда многие женщины задремали под мерное покачивание повозки, я наклонилась к уху девушки и спросила:
- Ты не знаешь, почему они так …ко мне относятся?
Милка удивленно на меня посмотрела и также шёпотом ответила:
- Так Вы же старшая тут. Сразу же видно. А то что молчите, так значит Вам так хочется. И заговорить первыми они не могут с Вами – не положено по правилам.
- Каким правилам? И что по мне видно? – изумилась я такому ответу.
- Так по тюремным правилам. На Вас же кроме кандалов, ошейник одет, значит Ваше преступление серьезнее их и, значит, Вы опаснее их. С такими не связываются и слушаются.
От такого я впала сначала в ступор, а потом меня разобрал опять смех. Надо же – я самая опасная преступница. Разубеждать всех, что меня даже и судом не судили, не стала. Рассказывать о себе я никому не порывалась.
С того дня Милка стала помогать и прислуживать только мне. Остальные восприняли это как само собой разумеющееся и не оспариваемое. Милка много рассказала мне о жизни и обычаях своей страны. О географии и истории Западного континента она ничего не знала – не обучена была.
Дорога давалась мне тяжело. Почти за три месяца в пути живот подрос значительно, но я так похудела, что со страхом смотрела на свои руки и ноги. Еще немного – кандалы спадут сами. Одежда висела на мне мешком. Пока о моей беременности никто не догадался, но что будет дальше? Мучил еще немаловажный вопрос – сроки родов. Здесь же нет магии, и как будет развиваться дракончик-младенец? Вдруг придется рожать раньше? Как это отразиться на моем сыне? Вопросы, вопросы… Радовало только одно – мы живы, не все потеряно. Мой Дракон не успокоится, нас найдут.