Выбрать главу
Кто-то делал себе крылья. Кто-то строил лестницу в небо. И каждый стремился, и каждый искал, Но мечты разбивались о выступы скал. Из этих осколков был слеплен топор И только он разрешит этот спор. Пока я пел, народа вокруг нас поприбавилось. Ребята заходили и тихонько присаживались, чтобы не мешать песне. Когда же я окончил, у многих появилось желание тоже сыграть что-то. Гитара как-то быстро покинула мои руки и больше в это вечер уже не возвращалась. Пьяными голосами все горланили «Наутилус» и ДДТ. Вечер потихоньку превращался в банальную пьянку. Те, кто не успел рассказать о своих достоинствах, так и остались с ними наедине. Все-таки быть первым по списку иногда полезно. Мне нравилось самообладание Ленки, она совершенно не беспокоилась о судьбе своего жилья, уверенная, что к нужному моменту времени все разойдутся. Я уже порядком наелся, даже потихоньку перестегнул ремень на следующую дырочку. Теперь нужно было незаметно уйти, чтобы не обидеть хозяйку и не засиживаться до того момента, когда начнут выгонять. Первыми к выходу потянулись, как я и думал, девчонки. Под благовидным предлогом проводить дам до метро я тоже направился к выходу. Когда я уже был в дверях, ко мне подошла Катя:

– Постараюсь найти в звукозаписях «Мечту». Спасибо.

– Да не за что. Если не найдешь – могу сам спеть.

В ответ она ничего не сказала, уж слишком двусмысленную фразу я завернул.

Когда мы сели в лифт, кто-то из девчонок сказал:

– Ну ты, Алехин, ловелас.

– Да ладно, – почти обиделся я. – Вы скромнее меня не найдете.

– С тобой надо держать ухо в остро, – проявила солидарность вторая.

– Держите-держите, а то до метро не дойдем.

Они захихикали, а мне отчего-то не было весело, хотя вечер и удался. Если хорошенько подумать, то возникает вопрос, зачем я решил привлечь к себе внимание Кати? Она мне понравилась? Возможно. В принципе любому нормальному мужчине приятно внимание противоположного пола. Я же при этом не имел никаких задних мыслей, на которые мне теперь намекали наши дамы. Приятно спеть песни человеку, который их способен понять. Иначе, зачем их вообще петь. Чтобы размять голосовые связки? А Катя слушала, ей понравилось. И если ей захочется еще послушать, я спою без всяких там посторонних мыслей. Тьфу, сам себя на что-то настраиваю.

Возле метро мы расстались, я решил немного пройтись. С набитым брюхом иногда полезно прогуляться. На улицах было уже не очень людно, но машин все еще хватало, от их шумного рева у меня заболела голова. Я свернул в какой-то узкий переулок, чтобы хоть немного побыть в тишине. Прохлада осеннего вечера ласково убаюкивала мое внимание. Вроде бы еще мгновение назад я был здесь, и вдруг раз а по бокам от меня идут две пожилые женщины. При чем они появились так, будто нагнали меня, но это не так, потому что, когда они поравнялись со мной мне пришлось сбавить темп, чтобы идти с ними на ровне.

Они были похожи на тех многочисленных свидетельниц Иеговы и прочих представителей религиозных организаций, которые пристают на улицах к людям с сокровенным вопросом:

– А веруете ли вы в Бога?

Я ответил утвердительно. Во-первых это была правда, а во-вторых отрицание обычно подразумевает втягивание в длинный и бесперспективный спор.

– А вы никогда не задумывались, отчего вы веруете? – спросила та, которая шла слева. – Насколько искренна ваша вера или продиктована вам лишь социальной привычкой – делаю так, как все. Вы не помните, что стало причиной вашего обращения в христианство?

– Я всегда считал, что вера на то и вера, чтобы не требовать никаких объяснений ни себе, ни тем более другим.

– Вы зря горячитесь, молодой человек, – сказала та, что была справа. – Мы не в коем случае не хотим усомниться в вашей вере или попытаться сбить вас с истинного пути. Просто в последнее время все больше людей называют себя христианами, лишь потому что в нашей стране принято быть православными.

– Это не про меня, – отрезал я и попытался ускорить шаг, чтобы оторваться от навязчивой парочки. Но женщины, несмотря на свой возраст, ускорились вместе со мной.

– А вы никогда не задумывались, что мир вокруг нас лишь продукт нашего воображения. – снова начала нагнетать тоску та, что шла слева. – Что изначально сотворенный мир был слишком идеален, чтобы в нем нашлось место для таких, как мы. А нам достался лишь образ мира, который при этом каждый ощущает лишь настолько, насколько ему позволяют его индивидуальные органы чувств.

– Это называется солипсизм, спасибо что поведали интересную версию мироустройства, я пожалуй пойду, – и я снова попытался безрезультатно оторваться.

Женщина, шедшая справа улыбнулась как-то располагающе и искренне:

– Хорошо-хорошо. Ответьте только на один вопрос. Если вы сейчас закроете глаза и представите, что вы находитесь дома, где вы на самом деле будете находиться?

– Глупый вопрос. Конечно, я буду находиться здесь на этой улочке. А если буду долго буду стоять с закрытыми глазами, то меня наверняка собьет какая-нибудь машина.

– А вы отойдите в сторонку и попробуйте. Ровно полминутки, не больше. Осмыслите наш вопрос и ответите еще раз.

Я будто попал под действие гипноза. Вместо того, чтобы броситься со всех ног убегать от этих странных аферисток, я отошел поближе к столбу, стал прямо посреди светового островка и закрыл глаза. Я представил свою квартиру, в которой не был уже много месяцев, почувствовал специфический затхлый запах хрущевки, ощутил упругий паркет под ногами. Даже стал слышать звуки – шум большого тополя под моим окном, вечный гомон недовольных соседей за стеной. Ощущения становились все более реалистичны, даже прохладный ветерок улицы сменился духотой квартиры. По телу пошел холодок, и я почувствовал, как меня какая-то неведомая сила начинает затягивать прямо в мою квартиру. Все существующие законы физики разом перестали существовать. Была только эта сила, которая исходила из моего сознания и тянула меня сквозь пространственно-временной континуум. И тут мне стало по-настоящему страшно.

Я закричал и открыл глаза. Женщины стояли рядом и смотрели на меня. Я открыл рот, чтобы поделиться неимоверными впечатлениями, но та которая шагала справа приложила палец к губам, будто призывая меня сохранить в себе все пережитое. И я промолчал. Тяжело дыша, я смотрел на них и ждал, что они скажут сейчас.

– Я вижу, что ты уже знаешь ответ на мой вопрос. Теперь я задам тебе другой вопрос, на который можешь не отвечать. Как ты думаешь, ты сам сумел это сделать? – я и не сразу обратил внимание, что она перешла в обращении ко мне на «ты».

– Как ты думаешь, на что еще способно твое сознание? – спросила вторая.

Я все еще молчал, не зная, стоит ли отвечать на эти вопросы. Нужно поразмыслить. Не каждый вопрос имеет ответ, а многие для того и ставятся, чтобы убедить кого-то, что ответа не может быть. Также как правильно поставленный вопрос уже является ответом, также он является и отрицанием возможности ответа. Вопрос просто для того, чтобы задуматься, а не ответить. Задуматься в каком мире я живу, и как я могу на него влиять, и могу ли вообще что-то сделать. Я вспомнил Иваныча на крыше многоэтажки – это мой мир и законы в нем устанавливаю только я.

– Хорошего вам вечера, молодой человек.

Мои странные собеседницы развернулись и два силуэта в старомодных платьях быстро растворились в вечерней мгле. Я так и стоял под фонарем несколько минут, пока проезжающая мимо иномарка, резко затормозив, не остановилась прямо возле меня. Окошко приоткрылось, оттуда выглянула молодая девушка:

– Тебе плохо? – спросила она. – Что-то нужно?

– Нет, спасибо. Просто что-то прихватило. Сейчас отпустит.

– Может быть, подвезти?

– Не надо, спасибо, я уже почти пришел.

– Ладно, давай.

Я побрел вперед неуверенной походкой, пока не вышел на очередную шумную магистраль, где я поспешил сесть в троллейбус.

Игорь встретил меня возле общежития. Он сидел на лавочке и созерцал с отрешенным лицом небо.