– Поехал домой на праздники? – спросил я.
– Не поехал. Ему было некуда ехать. Мать у него умерла, а отец женился во второй раз и практически выгнал Эллипса из дому. Он где только не подрабатывал, чтобы денег на жизнь хватало. И вагоны грузил, и ремонты делал, и курсовые решал. Крутился парень, как мог. Как я говорил, он не мог ужиться с соседями и на втором курсе ему дали отдельную комнату.
– За отличную учебу?
– Нет. Соседи очень хорошо попросили Валентина Ивановича, и он нашел для него блатное помещение. В народе оно называлось пенал. На каждом этаже в конце коридора есть небольшая кладовка, ты, может быть, видел? Не видел? В двух словах, совершенно не приспособленное под жилье. Ширина – метр, ровно чтобы открывалась дверь. В длину – метра три. Я один раз в эту келью заглянул. Там помещается кровать вдоль стены и возле окна поперек – стол. Шкаф ставить некуда, стулья тоже. Вещи Эллипс развешивал на гвоздях по всем стенам. Но он был счастлив отдельной жилплощадью. Сам знаешь, в столице недвижимость всегда в цене.
– Это и все? – спросил я.
– Конечно не все, просто я мало знаю. У нас на потоке есть ребята, которые с ним работали на кафедре, они смогут рассказать больше и интереснее. Он уже на четвертом курсе имел готовую диссертацию. Со своим научным руководителем он был на ты, считая его чуть ли не своим ассистентом. Может быть, это и звучит пафосно, но он имел на это все основания. Да, интересный был человек. Стихи писал прямо на стенах в своей комнате. Там до сих пор все исписано, вид потрясающий. Валентин Иванович так и не решил, что делать теперь с пеналом. Говорит, там дух остался, не хочет спугнуть.
– А что с ним случилось?
– Погиб. Хотя толком никто ничего не знает. В прошлом году он поступил в аспирантуру. Диссертация, считай, готова. Можно сдавать минимум и защищаться. И тут – бац! Говорят, покончил с собой. Бросился с крыши высотки.
– Хотя мне кажется, это бред, – добавил Дима. – Наверное, пошел погулять по крыше и поскользнулся – зима была. Он вообще любил адреналин в крови, мог и сыграть со смертью в рулетку. А некоторые говорят, что его убили. Сначала сильно избили, а потом сбросили, чтобы под самоубийство закосить. Поскольку он был одиночка, никто не знает, зачем он вообще поперся в тот дом. Все, с кем он хоть как-то общался, разъехались после выпуска, и он совсем закрылся в своем мирке. Короче говоря, смерть его стала загадкой, а там всплыли стихи на стенах. Следователь, который вел его дело, почитал их и сказал, что от них на версту разит суицидом. Кто теперь знает правду? Дело закрыто, значит, все тайны раскрыты.
– У тебя есть сомнения?
– Не знаю. Я готов поклясться, что только что повстречал его.
– Уверен?
– Уверен. Если честно, я до сих пор не верю, что он погиб. Понимаешь, такие люди рождаются раз в сто лет и не могут так глупо уйти. Мне кажется, так не должно быть.
– От судьбы не уйти.
– Не уйти. Но тут другое. Понимаешь, как-то все быстро закончилось. Будто подстроено.
– Хочешь сказать, что он кому-то мешал?
– Наоборот. Я думаю, что кому-то выгодно подстроить смерть такого перспективного ученого, чтобы затем использовать его мозги в каких-то корыстных целях.
– Да ну тебя с твоими теориями заговора.
– Как знать.
– Поговорил, и легче стало. Ладно, пойду.
Я посмотрел ему вслед. Бывает, что люди насочиняют себе такое, что сами не знают потом, как с этим справиться. Конечно, это не мое дело. Каждый видит то, во что верит, а верит в то, что видит. Дима в этом вопросе не исключение. Да и я тоже.
Несмотря на солнышко, я продрог, сидя на холодной лавочке. Да и время уже подходило к концу пары, можно было возвращаться. Интересно, сколько человек в итоге не попало на занятие. Хотя этот вопрос можно сформулировать правильнее. Интересно, а сколько человек сейчас в аудитории? К моему удивлению, толпа под дверью увеличилась. Теперь здесь было уже около пятнадцати человек. Значит на занятиях – не больше десяти. Да, я бы тоже проявил принципиальность к таким ученикам. Где-то минут за пять до звонка дверь открылась, оттуда вышла Ленка Иванова и пригласила нас зайти, выслушать приговор. Я и не собирался заходить, и так все понятно, но из уважения к нашей старосте все-таки самым последним ввалился в аудиторию, и тут же обомлел.
У Судьбы все-таки есть определенное чувство юмора. Как ни крути, а от нее не уйдешь, а иногда она все устраивает таким образом, что даже не знаешь – радоваться или кусать локти. А это был как раз тот случай. Сколько раз я мечтал еще раз увидеть незнакомку, которая встретилась в мой первый университетский день. Со временем ее образ в моей голове стирался, оставалось лишь ощущение – ощущение хорошего, чистого, желанного. Я даже не знал, узнаю ли ее, если случайно где-то увижу. Мне запомнился ее образ в легком белом платье и представить ее в темно-зеленом брючном костюме мне было сложно. Но сейчас, когда я увидел ее еще раз воочию, я понял, что забыть ее я не мог.
– Да вот он, – услышал я и меня кто-то толкнул в бок, выводя из оцепенения.
– Вы – Алехин? – спросила она. – Почему же молчите?
Я пожал плечами. Действительно, отчего я молчу. Во время переклички, нужно быть активней.
– Вы подготовите реферат о творчестве…
– …группы «Битлз», – ляпнул кто-то, и все засмеялись.
– А почему бы и нет. Давайте о битлах, это такой же пласт культуры, как и Пикассо или Пушкин. Алехин, вы меня слышите?
– Вы разговаривать вообще умеете? – спросила она.
– Вроде того.
– Ну, слава Богу. Ладно, продолжаем…
До конца пары оставалось еще несколько минут, и у меня было еще время, чтобы насмотреться на нее. Во время первой встречи я даже не успел рассмотреть ее лица. Теперь я должен был это сделать, чтобы лучше запомнить, записать навсегда в свое подсознание ее образ, образ идеальной женщины. Хотя как можно описать его словами. Как можно сказать что-то определенное о ее фигуре, о ее лице? Она невысокого роста, не полная, зеленые глаза, длинные каштановые волосы. Разве можно вообще конкретными словами описать любимую девушку? Важнее ведь блеск в глазах, интонация голоса, улыбка, открытое лицо. Такое не описать. Я и не пытаюсь этого сделать. Я хочу просто запомнить.
Кто знает, сколько еще занятий будет болеть наша бабушка. А если на следующей неделе она к нам вернется, как я это переживу. Тогда я рискую снова потерять из виду девушку моей мечты. Черт возьми, а я ведь даже не знаю, как ее зовут. Эта мысль вдруг поразила меня. Я не стал ждать конца пары и тихонько спросил у Ленки, которая сидела за соседней партой:
– А как ее зовут?