– Леша, – он протянул мне руку, знакомясь.
– Костя.
Рукопожатие его оказалось не крепким, каким-то формальным. Так здороваются руководители с подчиненными, благосклонно давая им возможность подержаться за начальственную длань, как в старину разрешали ее облобызать. Ребята, сидящие рядом с ним, меня проигнорировали.
Он протянул мне раскрытую пачку сигарет. Не знаю почему, но я вытащил одну и принялся ее задумчиво крутить в руках. Этот человек обладал интересной энергетикой, он подавлял всякую волю, заставляя человека делать то, что самому не хотелось. Я это понял, когда он щелкнул перед моим лицом дорогой зажигалкой, а я поднес сигарету ко рту.
– Вообще-то, я не курю, – сказал я, пытаясь побороть оцепенение.
Леша спрятал зажигалку в карман, а я смял сигарету и бросил в урну рядом с лавочкой.
– Они уже давно паслись в нашем районе, – сказал он, глядя куда-то впереди себя. – Позавчера у Людки сумку отняли, вчера Семену физиономию разукрасили. Но ты их здорово сделал, – он повернулся ко мне, подмигнув.
– Без вас, ребята, они бы меня сделали.
– Ладно, считай, что мы помогли друг другу, – доброжелательно произнес он. – Мы бы их все равно рано или поздно отловили, а так все само собой разрешилось.
– Думаю, они больше сюда не сунуться, – подал голос парень рядом с ним.
– Будем надеяться, – сказал Леша задумчиво.
Мы посидели еще пару минут молча. Приличия были соблюдены, и я встал, собираясь уходить.
– Ладно, ребята, я пожалуй пойду. Еще раз спасибо.
– Уходишь? – удивленно спросил меня Леша. Он посмотрел на меня, презрительно скривив губы. – Ребята, нам надо переговорить с глазу на глаз, – обратился он к своим сотоварищам. Те, даже не споря, поднялись и поплелись куда-то вглубь двора.
– Такое чувство, что ты тут главный дрессировщик.
– Приходится, – пожал он плечами. В его голосе не бахвальства, ни сожаления, просто констатация очевидного и набившего оскомину факта.
– Хочешь меня подрессировать?
– Это как получиться. Присаживайся.
Из протестного чувства хотелось продолжить стоять, но я решил, что это глупо и присел.
– У нее больное сердце, – сказал Леша, снова глядя куда-то не в мою сторону.
– У кого? – сразу не понял я. Хотя тут же сообразил, о ком он говорит.
– У Любы, – пояснил он уже очевидное.
– Я не знал.
– Это нормально. Она об этом не любит никому рассказывать.
– А ты откуда знаешь?
Я почему-то догадывался о том, что он может ответить. Мол, мы с ней долго встречались или, еще хуже того, встречаемся сейчас. Любим друг друга до беспамятства или что-то в этом роде. Так что радуйся, кавалер, что мои ребята тебе морду не начистили, а наоборот помогли. Помогли уже понятно почему. Враг моего врага – мне друг. Временный, ситуативный, вынужденный, но друг. А сейчас враг повержен и ты уже никто. Так что, дуй к себе в общагу, нечего тут лазить, здесь и без тебя все хорошо было и будет. А с тобой только лишние проблемы. Очень надеюсь, что мы тебя здесь больше никогда не увидим. А если увидим, приготовься к трепке. Я тебя предупредил. На сегодня разговор закончен, вали и не возвращайся.
Короче говоря, я ожидал услышать угрозы или последнее китайское предупреждение и внутренне приготовился отвечать что-то колкое и едкое, чтобы спровоцировать его, а, может быть, и самому лезть в драку. Не боялся ни его, ни его ребят, ни его авторитета. Да и казался он мне каким-то странным, достойным взбучки. Но его ответ оказался совершенно в другом русле.
– Мой отец дружил с отцом Любы еще с самого детства. Они были друзья не разлей вода. Знаешь, что самая крепкая это детская дружба, она искренняя и сто раз проверена жизнью. В зрелом возрасте не можешь уже настолько чисто, с открытой душой воспринимать другого человека. Разве что, если влюбишься. А представь, что они вместе росли на одной улице, вместе учились в одном классе, вместе служили в армии, потом вместе занимались наукой и в итоге получили квартиры в одном подъезде. Так что мы с Любой росли на две квартиры, на две семьи. Поэтому я о ней знаю практически все. Она мне, как старшая сестра. Только пойми правильно.
– Да все понятно, – сказал я.
– Подожди, я не договорил то, что хотел сказать с самого начала. – Он сделал паузу, закуривая сигарету. – У нее больное сердце и ей нельзя бегать. Но сегодня ей пришлось побежать.
– Она испугалась, – пояснил я. – Для нее было шоком, что практически в родном дворе на нее может кто-то напасть. Она испугалась и убежала.
– Она испугалась, – кивнул Леша, – но она испугалась не за себя.
– А за кого?
– За тебя, дурак.
– Чего за меня боятся? Я и в худших передрягах бывал, – не задумываясь, соврал я. Но мои слова не впечатлили нового знакомого.
– Ни черта ты не понял, – махнул он рукой в мою сторону. – Она не убегала, она побежала за нами, чтобы тебе помочь.
– За вами? – с сомнением переспросил я.
– Конечно, она прекрасно знает, что в нашем подвале тренажерный зал, где занимаются только ребята из нашего района. Они все ее знают, если что помогут. Тем более, я же тебе уже говорил, мы этих подонков уже давно хотели отловить. А тут и случай представился. Жаль, конечно, что они ушли. Но теперь они вряд ли к нам еще сунутся.
Я задумался. В этом новом свете события сегодняшнего вечера выглядят несколько по-другому. Но уже ничего не поменять. Дурак я, дурак с длинным языком, что теперь поделать. Завтра обязательно пойду и извинюсь, чего бы это мне стоило. Я прекрасно знаю, что одно неосторожное слово может испортить отношения, а самое страшное, что может погубить их навсегда, но почему-то не всегда думаю, что говорю.
– Я ее хорошо знаю, но такой взволнованной ни разу не видел, – решил добить меня Леша.
Я молча закивал в ответ. Что теперь говорить, если у времени нет обратного хода. Ошибки, конечно, нужно исправлять сразу, но не всегда это получается. Если бы я сразу извинился, возможно, все закончилось иначе. А завтра все мои слова будут уже не своевременными. Поздно пить боржоми, когда почки отвалились. Вернуться в подъезд я уже не смогу, он закрыт, ключа у меня нет. Пытаться поговорить по домофону? Услышав мой голос, она может и не захочет говорить. Да и говорить я предпочитаю глаза в глаза. Если не видишь собеседника – это не разговор по душам, так деловые переговоры. Лучше уж писать длинные письма, в них больше романтики.
Я встал и протянул новому знакомому руку, прощаясь, но вместо руки он вложил в мою ладонь магнитный ключ от подъезда. Маленький черный пластмассовый брелок с шайбой магнита. Маленький ключ, способный много что изменить в моей жизни. Завтра может быть поздно.
– Это у меня запасной, – сказал он, как ни в чем не бывало. – Отдашь, когда получится.
Он встал с лавочки и, демонстративно повернувшись ко мне спиной, куда-то пошел. Все-таки интересный человек. Как я не хотел попасть под его влияние, а попал. Интересно, как бы я поступил, не будь его на лавочке. Сейчас ехал бы в метро и ругал себя за нерешительность и глупость. А этот человек дал мне шанс все исправить. И дело даже не в ключе. Если бы я сильно хотел попасть в подъезд, все равно что-то придумал. А он сначала грамотно меня подготовил морально, а затем легонько подтолкнул. Страшный человек, если глубоко задуматься. Или очень мудрый. С такими лучше не иметь дела, если не хочешь в конце концов стать послушным исполнителем. Или я сгущаю краски?
Можно на это взглянуть и под другим углом. Это перст Судьбы. Если что-то должно произойти, то оно произойдет, как бы ты сознательно или неосознанно не сопротивлялся этому. Это я уже понял для себя. Ты думаешь, что решения принимаешь ты сам, а на самом деле, все уже предрешено высшими силами и ничего не поделать. Ты можешь лишь изменить сценарий, последовательность действий, которые непременно приведут к одному и тому же итогу.