Выбрать главу

– Что за грязные намеки, – улыбнулся я.

– А я и не тебя имею в виду, было еще несколько кадров, которые не смогли вовремя найти себя после праздников. Так она им зачет все равно поставила. А Наталье Сергеевне не поставила. Единственной. Весело? У Натальи Сергеевны ни одного пропуска, ни одной тройки, не то что неотработанных двоек. А Любовь Васильевна у нее что-то спросила такое из философии, что та не смогла ответить. И все. Зачета нет, готовьтесь на отчисление.

– Быть не может такого, – возмутился я. Я начал вспоминать, что Люба пыталась привлечь мое внимание к одному человеку с потока, не сдавшему зачет. Тогда мне было непонятно, зачем она это говорит, но теперь стало понятно. – И что Наталья Сергеевна?

– Ты же знаешь нашу старосту потока, она – человек-кремень. Маргарет Тэтчер отдыхает. Она сидит и зубрит наизусть конспект. Кстати, передавала привет. Сказала, как получит зачет по культурологи, сразу навестит.

– Она ни о чем не догадалась?

– Конечно, нет. Хотя отнеслась к этому, как к кармическому наказанию за твой испорченный праздник.

– Если бы знала в чем причина, была бы удивлена.

– Женщины испокон веков ведут свою борьбу без всяких правил.

– Да ладно. Если бы Люба пришла, я бы ей все объяснил. Жалко Наталью Сергеевну. Хоть она сама и виновата, но все равно жалко. Черт, мне еще больше недели куковать здесь.

– Я понял, Любовь Васильевна к тебе не приходила.

– Приходила в самый первый день, но думаю, больше не придет.

– Вы поссорились?

– Нет, просто не сумели поговорить. Она ждала от меня каких-то слов, а мне было так нехорошо, что я вообще в итоге сознание потерял, – я грустно усмехнулся. Было бы о чем вспоминать.

Мы помолчали некоторое время. У меня в голове все крутилась какая-то мысль, но никак не могла вербализироваться. Что-то, что могло бы помочь Наталье Сергеевне. Я чувствовал себя виноватым перед ней. В конце концов, личные отношения – это одно, а учеба – другое. Не могут же ее теперь выгнать. Точно, именно об этом я и хотел спросить.

– Когда Гномик пытался меня завербовать на ее должность, то говорил, что деканат решает все проблемы старосты потока по учебе. Не думаю, будто что-то поменялось.

– И что ты этим хочешь сказать? – спросил Игорь.

– Наталье Сергеевне нужно не конспект зубрить, а идти к Гномику. И кроме тебя эту идею ей никто не может донести.

– Это плохая идея. Она никогда не согласится просить у него помощи. Гордость не позволит. Да и быть у него в должниках тоже не лучшая перспектива, я думаю ты это тоже понимаешь.

– А еще я понимаю, что без помощи нашего замдекана ей не видать зачета. Кстати о птичках, как ты говоришь. Я взял справку, отдай ее, пожалуйста, в деканат. Насколько я понимаю, мне должны разрешить продлить сессию.

– Отдам, конечно.

Я сходил за справкой, а когда вернулся Игорь сидел сосредоточенный и напряженный. Он молча сунул бумажку в карман, посмотрел на меня искоса и сказал:

– Костя, ты меня извини, конечно, но мне придется вмешаться.

– Что значит вмешаться, во что вмешаться? – не понял я.

– Я понял, что мне придется поговорить с Любовь Васильевной, – отчеканил он в ответ. – Мне надоело смотреть, как двое моих лучших друзей страдают.

– И как ты себе это представляешь? Думаешь, она станет тебя слушать. Она не будет воспринимать твои слова в серьез. Извини, конечно.

– Тогда я попрошу Ирэн поговорить с ней.

Я тяжело вздохнул. Благородные порывы моего друга меня трогали, но идеи у него были утопичными, как ни крути. Что может объяснить иностранка, едва изъясняющаяся по-русски, обиженной женщине. Как это будет выглядеть? Более нелепой ситуации и не представить. Нет, справлюсь как-нибудь сам.

Но Игорю его идея понравилась, и он уже развивал свою мысль дальше:

– Ты же говорил, что Любовь Васильевна прекрасно говорит по-английски. Это хорошо. Это просто отличный шанс покончить с этой историей. Ирэн с ней поговорит, она знает что сказать, а Любовь Васильевна вряд ли сможет отказать ей.

– Откуда такая уверенность?

– Не знаю. Просто мне так хочется. А если я чего-то хочу, то оно непременно сбывается. Главное верить, и все получится. Вот увидишь.

– Очень надеюсь.

Игорь был серьезен и всем видом показывал, что сомневаться в его словах не стоит.

– Забыл спросить самое главное, – сказал он после небольшой паузы. – Может быть, тебе что-то надо привезти или купить?

– Я бы не отказался от домашних котлет или хотя бы палочки колбасы, – ответил я.

Пока мой сосед переваривал сказанное, я рассмеялся:

– Пошутил я. Мяса тут, конечно, не дают, но пережить можно. Я-то понимаю, что денег у тебя все равно нет.

– Я могу банк ограбить, чего для друга не сделаешь.

– Даже не думай. Лучше привези мне конспекты, они все в моей тумбочке лежат. А то смотрю, что не успею к сессии подготовиться.

– Завтра привезу. И колбасы могу купить.

– Богатым стал?

– Ирэн продала еще одну картину вчера. Она говорит, что никогда раньше такого не было. Две картины за одну неделю – это невероятное везение. Она считает, что это я приношу ей удачу.

– Поздравляю, ты стал талисманом, как олимпийский мишка.

– А вот не надо завидовать, – усмехнулся Игорь. – Ты можешь не верить, но я думаю, что у Ирэн началась в жизни белая полоса. Оно звучит нелепо, но это факт. Поэтому я и говорю, что у нее получится плодотворно поговорить с Любовь Васильевной.

– Слушаю тебя и не могу понять, что ты такой суеверный на физфаке делаешь?

Игорь засмеялся:

– Я же тебе говорил, что самое важное место в физике занимает эксперимент.

*** Иногда Судьба выделывает такие виражи, что даже устаешь удивляться ее вычурной изобретательности. Она плетет такие узоры, что иные вологодские мастерицы позавидовали бы. Ты никогда не знаешь, что она преподнесет тебе завтра, даже если в твоем ежедневнике все по часам тщательно распланировано на несколько недель вперед. Но ее величество Судьба любит неожиданные и нестандартные ходы. Поэтому всегда нужно быть готовым принять внезапный удар там, где его и не думал получить. Смирись с подобным положением дел, и жить станет куда проще. Никаких жалоб на злодейку-судьбу, никаких несбывшихся планов, никаких иллюзий. В тот момент, когда я думал, что в моей жизни все хорошо и стабильно, неожиданная новость повергла меня в шок. В день моей выписки из больницы за мной приехала Люба. Я и не знал, что у нее есть машина – скромная белая «восьмерка», которую оставил ей отец. За рулем она чувствовала себя несколько неуютно, но твердо сказала, что лично заберет меня. Спорить я не стал. В последнюю неделю она стала меня так сильно опекать, будто я маленький мальчик. Два раза в день утром и вечером она привозила мне тормозок. Как я не пытался уговорить ее поумерить свой пыл, она не слушала.

– Тебе нужно хорошо питаться, чтобы скорее выздороветь, – говорила она на это.

Я так и не узнал, о чем говорила с ней Ирэн. Люба не сказала мне, какие именно слова подобрала талантливая художница, но они точно попали в цель. Ирэн пришла к ней прямо на кафедру и со свойственной ей прямотой на чистом английском завела разговор.

– Ты знаешь, я тебе даже немного завидую, – сказала мне потом Люба, – у тебя хорошие друзья.

Это был единственный комментарий, который я услышал от нее по поводу их разговора.

В наших отношениях все вернулась в обычное русло, будто и не было этого недоразумения. Никто не просил ни у кого прощения, никто никого ни в чем не упрекал, никто не оправдывался. Изменилось лишь одно – Люба решила, что меня надо баловать. Меня это поначалу повергало в изумление, но потом я привык. Стыдно сказать, я поправился на несколько килограмм, на щеках появился румянец, а на боках – жирок. Лечение пошло на пользу.