– Ты, старый болван! – возмутился Фрейзе. – Да какой ей смысл возвращаться домой, если там ее изобьют до полусмерти?
Лука опустился на колени перед девочкой и мягко спросил:
– А если бы дома тебя не обижали, если бы жизнь твоя была легче, ты бы бросила танцевать?
Она вскинула худенькое, изможденное лицо. Под глазом ее выцветал лиловый синяк, оставленный, наверно, с неделю назад чьим-то кулаком.
– Я никогда не брошу танцевать, – тихонько прошептала она. – И меня всегда будут обижать дома.
– Да как ты можешь? – негодовал Фрейзе. – Как можешь ты поднимать руку на своего ребенка, плоть от плоти твоей? Как можешь ты заставлять такую махонькую пичужку ворочать плугом?
Но слова мягкосердечного Фрейзе пропали втуне. Мужчина повел плечами.
– Ежели быка нет, кому еще пахать? А ежели она из повиновения выходит, отчего ж ее кулаком-то не приласкать, не поучить уму-разуму?
Фрейзе замешкался, ему хотелось еще немного поговорить с девочкой, но Лука тронулся с места, и он поспешил за ним. Внимание Луки привлекла группа людей, которые, судя по их истрепанным платьям и стоптанным башмакам, уже не первую неделю скитались, танцуя, по городам и весям. Один из них, совсем еще юноша, лежавший, привалившись к каменным ступеням, поднял на Луку глаза:
– Подай нам, Христа ради, добрый человек. Нам не на что купить еды.
– Почему бы вам самим не заработать себе на хлеб? – спросил Лука.
– Для работы мы непригодны, мы можем только танцевать, – вздохнул юноша. – Если облагодетельствуешь нас деньгами, мы оттанцуем в следующую деревню, а ты живи дальше с миром.
– И что, в каждой деревне вам платят, лишь бы избавиться от вас?
Молодой человек коротко рассмеялся:
– Еще как. Нас боятся. Боятся, что мы уведем с собой детей.
– Значит, танцами вы и зарабатываете себе на жизнь? Или же вы обычные попрошайки?
– Нет. Истину говорю, мы – танцоры. Я не в силах перестать танцевать. Однажды священник приволок меня в церковь и ну давай поливать святой водой, а я протанцевал по проходу к дверям, да и был таков. Понял он, что со мной каши не сваришь и лучше вытурить меня подобру-поздорову. Собрал мне в дорогу еды и вытянул из меня обещание, что я уйду и заберу с собой остальных, таких же, как я. Не сегодня-завтра здешние жители тоже нас накормят, и мы отбудем восвояси. Хотя куда нам идти? Нигде нам не рады. Но нам платят, и мы уходим. Ты принес денег, чтобы мы ушли немедленно?
– Нет. Скажи мне, почему ты начал танцевать.
Превозмогая боль в истертых в кровь ногах, юноша поднялся во весь рост.
– Если возложу я на тебя руки свои, ты тоже пустишься в пляс, – провозгласил он. – Но если дашь мне немного денег, я оставлю тебя в покое.
Собрав всю отвагу в кулак, Фрейзе шагнул к юноше.
– Это – расследователь Ордена Тьмы, назначенный самим папой римским, – размеренно проговорил он. – Ты не тронешь его, а он не даст тебе денег.
Паясничая, юноша выбросил вперед руку. Указательный палец остановился в дюйме от толстой шерстяной рясы Луки.
– Стоит мне только дотронуться до него, и он пустится в пляс и будет плясать без остановки, – ухмыльнулся он. – Так и передай Его Святейшеству, вместе с моими наилучшими пожеланиями.
Лука не дрогнул, он смотрел на юношу долгим изучающим взглядом.
– Пожалуйста, не угрожай мне, я не желаю тебе зла. Но я хочу знать, почему вы танцуете, я хочу излечить вас и вернуть к нормальной жизни. Я здесь, чтобы помочь вам, если будет на то воля Бога. Мне даны указания помогать вам по мере моих сил и умений.
Молодой человек тряхнул головой и резко сел на ступеньки крыльца.
– Никто не в силах помочь нам, ибо мы прокляты, – сказал он. – Прикоснусь к тебе, и проклятие падет и на тебя.
Ничего больше не добился от него Лука: затрещала, словно рассыпавшийся горох, барабанная дробь, и люди на площади начали шевелиться и прислушиваться.
– Вернемся на постоялый двор, – с дрожью в голосе прошептал Фрейзе. – Они вот-вот снова начнут.
– Боишься, что мы тоже к ним присоединимся? – спросил Лука. – Только потому, что кто-то бьет в барабан и терзает скрипку?
– Не знаю, – простонал Фрейзе. – И знать не хочу. Пойдем, Воробушек. Слишком велик риск, что они снова примутся за старое.