Прогремел первый выстрел. С моими ушами ничего не случилось, и с ушами лейтенанта, который, улыбаясь, смотрел на меня, тоже. Эмоций после выстрела было достаточно: наконец-то и мы послали на головы врагов первый снаряд! Все словно повзрослели сразу на несколько лет и испытывали глубокое удовлетворение. Но что это? Ствол гаубицы, откатившись, почему-то мучительно медленно возвращался назад и, не дойдя на один сантиметр до нормальной отметки, остановился. По условиям мирного времени это было ЧП – чрезвычайное происшествие.
– Надо срочно послать за артмастером, – предложил я.
– Ничего! Из этого орудия, видимо, со времен Гражданской войны не стреляли, – помедлив, сделал заключение Гаврилюк. – Жидкость в противооткатном устройстве застоялась. После второго выстрела станет на место. Командир орудия внимательно обследовал все узлы орудия, но не обнаружил ничего подозрительного. Однако после второго выстрела ствол не докатился уже на пять сантиметров. Немедленно сообщили командиру батареи. На наблюдательный пункт вызвали орудийного мастера, который тут же поставил диагноз орудию: это может означать только одно – погнулся шток противооткатного приспособления. Требуется заводской ремонт.
Подошедший к нам командир орудия принес на ладони иголку хвои, упавшую с дерева после выстрела на салазки противооткатного устройства, и сокрушенно сказал:
– Вот! Нашел!
Это, действительно, могла быть причина неполадок в орудии, недоката ствола. Но ею могло быть и то, что давно не меняли тормозную жидкость, а главное, не проверили орудие перед выступлением в бои. В мирное время учения проводили, как принято было говорить, «в обстановке, приближенной к боевой», а это значит, что раз в год вывозили одно орудие на полигон и стреляли для отчета. Все в качестве зрителей стояли и слушали в отдалении. «Приближенность» была метров за сто. И вот за это пришлось расплачиваться.
Мы с командиром орудия были обескуражены, нам уже стало ясно, что потеряли орудие в первый день стрельбы. Когда орудие отправляли на заводской ремонт, мы шли его провожать, и наши лица были как на похоронах.
Я знал, что мы его назад не получим.
День за днем артиллерийский полк вел огневые налеты, после которых пехота бросалась в атаку на укрепления врага, но он цепко держался за свои позиции. Продвижение вперед исчислялось иногда метрами, десятком метров. В бой вступили «катюши». Первые сведения, которые принесли разведчики с передовой о залпе гвардейских минометов, мы восприняли как плод фантазии, хотя слухи о доселе невиданном оружии наших войск уже ходили, доходили они и до меня.
Рассказывали, что «земля встает стеной», что «ничего не остается живого». Мне как-то не верилось, что именно на этом участке фронта будут брошены в бой части с секретным оружием. Вскоре, однако, пришлось услышать, как в гром артиллерийской канонады неожиданно ворвались могучие, пронзительные, скрежещущие звуки гвардейских установок, от которых холодок пробежал по телу. «Катюши» били всегда неожиданно. Но тогда, в 1941 году, таких установок было мало. Однако не поддается учету сила их морального воздействия на врага.
Наша пехота, вгрызаясь в оборону противника, продолжала нести большие потери. Вражеские огневые точки прижимали ее к земле. Вскоре стало ясно, что надежно подавлять их можно только при стрельбе прямой наводкой.
Первый приказ выделить одно орудие для стрельбы прямой наводкой поступил нашей гаубичной батарее. Речь шла о подавлении огневой точки, расположенной в каменном строении, а наводчики шестой батареи за несколько дней боев успели уже зарекомендовать себя как мастера снайперского ведения огня. Из комсостава батареи для этой цели выделили меня. Я тут же приказал лучшему огневому расчету выкатывать орудие на дорогу. Полученный приказ вызвал у меня чувство гордости за такое поручение и волнение, от которого никуда не уйдешь, когда дело касается первой встречи с врагом лицом к лицу. Пострелять прямой наводкой всем хотелось. Мы были молодыми и уверенными в себе.
У самой дороги произошла небольшая заминка. Тяжелая гаубица по самый ствол увязла в занесенной снегом придорожной канаве, и вся батарея прилагала отчаянные усилия для того, чтобы вытащить ее на дорогу. В этот момент возле нас оказался кто-то из командиров соседней пушечной батареи 76-миллиметровых орудий. Узнав о поступившем приказе, он тут же выложил свое мнение: