– Какого черта вы претесь с этой махиной на прямую наводку! Пока будете выкатывать ее там на позицию, вас всех перебьют, и от гаубицы останутся одни ножки да рожки. Там снег по пояс, а катать орудие под огнем противника придется на руках! Тащите ее назад! Сейчас скажу, чтобы из нашей батареи направили одну пушку.
Он бегом направился на свою позицию. Через несколько минут упряжка лошадей легко вытащила 76-миллиметровую пушку на дорогу.
– Приказ был нашей батарее направить орудие, – осадил я командира взвода, выбираясь из канавы. – Помогите лучше вытащить гаубицу.
– Сами управитесь! Нам надо спешить, там ждут, каждая минута дорога.
– Куда вы лезете? – стал возмущаться я. – Там крепкие каменные сараи, только вот этой долбить надо! – кивнул я на свое орудие.
– Там быстрота нужна! – отрезал он мне.
Молодой солдат, татарин по национальности, слышавший нашу перепалку, рассмеялся, взбираясь на передок готовой тронуться пушки, и бросил мне слова, запомнившиеся на всю жизнь:
– Не беспокойтесь, товарищ младший лейтенант, мы не хуже вас отстреляемся. Будьте уверены, не подкачаем! А из нашей пушечки только и стрелять прямой наводкой.
Я не знал тогда, что фамилия этого солдата Маннанов и что он идет на свой бессмертный подвиг, за который будет первым в дивизии удостоен высокого звания Героя Советского Союза.
29 ноября, на десятый день после начала наступления наших войск на Тихвин, гитлеровцы предприняли сильнейшую контратаку. Такое упорство противника нетрудно было понять, если напомнить, что 22 ноября вступила в строй ледовая трасса по льду Ладожского озера, и стало налаживаться снабжение осажденного Ленинграда. Гитлеровское командование прилагало отчаянные усилия удержать Тихвин, чтобы добиться решения стратегической задачи – выйти к Онежскому озеру на соединение с финской армией и замкнуть полное кольцо блокады Ленинграда.
Густые цепи противника при поддержке самолетов, танков, артиллерии двинулись на наши позиции. В этом бою расчет орудия, выделенного для стрельбы прямой наводкой, сильным минометным огнем был полностью выведен из строя. Заряжающий Ильдар Маннанов, которого командир орудия отправил за снарядами, возвратившись на позицию, увидел погибших товарищей и приближающиеся цепи врагов. Он встал за прицел. Каждый солдат огневого расчета мог прекрасно исполнять обязанности наводчика: совмещению профессий в армии еще до войны придавалось большое значение.
Маннанов ударил из пушки в упор по наступающей немецкой пехоте, внося опустошение в ее ряды. Он вел огонь до тех пор, пока она не отхлынула назад. Через некоторое время гитлеровцы бросили в атаку танки. Ильдар открыл огонь по ним и подбил головную машину, остальные повернули назад. Взрывом мины его ранило в ноги и шею, но он не оставил орудия и продолжал в упор расстреливать врагов, которые все наседали. Рассказывали, что он выпустил уже сто восемь снарядов, которые непрерывно подтаскивал в промежутках между атаками, и у орудий оставалось только четыре снаряда, когда на позицию этого героя, смельчака-артиллериста обрушились немецкие пикирующие бомбардировщики. Взрывом бомбы Маннанов был оглушен. За этот бой, который он вел один на виду у нашей пехоты до тех пор, пока к нему не подоспела помощь, Ильдару Маннановичу Маннанову было вскоре присвоено звание Героя Советского Союза.
В боях за Тихвин наши воины проявляли массовый героизм, который вызывал в душе каждого солдата восхищение, потрясал до глубины души, заставляя с удесятеренной силой отдаваться ратному труду. Эти вести о беспримерной храбрости наших товарищей по оружию доходили и от войск, наступавших на Тихвин с севера и северо-запада. Их приносили на огневые позиции батареи обычно разведчики и связисты, приходившие с наблюдательных пунктов. О некоторых из них приходилось читать в дивизионной газете. Такие весточки о ежечасных подвигах, которые совершались в боях за Тихвин, заставляли солдат буквально преображаться на глазах. Любая трудность начинала казаться пустяком, мелочью по сравнению с теми чудесами храбрости, которые творили вокруг нас такие герои. Я примечал, что, прослушав очередное сообщение солдатского телеграфа об исключительном примере героизма, и рядовые и сержанты, не сговариваясь, спешили каждый к своему месту, с каким-то остервенением вгрызались в неподатливую землю, выжимая из себя все силы, какие только можно было выжать.