– Иди, Николай, выспись.
Спустя некоторое время раздался звонок из штаба. Звонил С.
– Если тебя кто будет спрашивать командира с бородой, говори, что у нас такого нет, и я не знаю. Номера части и фамилию командира никому не говори! Понял меня, Протасовский?
– Я вас понял.
Да, я его хорошо понял. Нищий, разоренный колхоз ограбили. Борода преступник, да кому об этом скажешь?
Вечером к домику, где разместился КП роты, подъехал «виллис». Из машины трое молодых краснощеких парней с автоматами. За ними степенно вылез плечистый полковник с черной окладистой бородой, интеллигентный старик.
Полковник вошел на КП как к себе домой. Представился: из заградотряда.
– Какая часть, кто командир, есть у вас офицер с бородой? – спокойно, по-домашнему начал допрос полковник. Я понимал свое нелепое положение, но начал юлить, этаким полоумным дурачком рисоваться, а у самого кошки на душе скребут! Полковник не стал слушать мою чушь и прервал меня.
– Слушай, сынок, – он даже не счел нужным назвать меня по званию, мягкие отеческие глаза пригвоздили мою голову к воротнику, – послушай мой добрый совет: говори правду. Иначе увезу тебя! – он кивнул в окно, в сторону автоматчиков. – Ведь они за тобой приехали.
Влезать в преступную игру с Бородой я не стал и назвал номер и адрес части, фамилию командира.
«Виллис» мягко рванул с места и увез нежданных гостей.
Через трое суток Борода вернулся, но бороды у него уже не было.
– Эх ты, мальчишка, чего испугался! Смотри, худо тебе будет! – пригрозил он.
И тотчас на меня напустился.
Через несколько дней Колю Шкуренко вызвали в штаб с вещмешком. Его направили в маршевую роту, и в первом же наступлении Николай погиб. Прошла неделя. Раздался звонок. Меня к телефону вызывает майор Л. и начинает отчитывать.
– Ты, Протасовский, совсем надоел, распустился, командира своего не слушаешь, распоряжений не выполняешь. Мой приказ. Передай взвод помощнику и утром являйся в штаб части. Пойдешь в штрафной батальон!
И бросил трубку. У меня грудь сдавило от негодования.
Я вызвал старшину Бредихина и рассказал о разговоре с командиром части.
Старшина замер, сжал зубы, не знает, что сказать.
Утром, забросив вещмешок за плечи, я пошел прощаться с солдатами. Вошел в землянку. Все встали. Оцепенели старики, в глазах слезы, головы поникли. Приехал в штаб, встречаю начальника штаба. Он ласково меня за плечи обнял.
– А, Протасовский, приехал! Сходи в столовую, подкрепись, захвати почту и возвращайся в роту.
Я растерялся. Неужели он не знает о моем вызове.
– Так ведь мне сам майор звонил.
– Знаю, знаю! Майор выехал в штаб корпуса. А ты поезжай в свою роту!
Я в недоумении от этого циничного фарса побрел по коридору. Навстречу мне идет капитан из СМЕРШа. Остановился. Поздоровались. Он хлопает меня дружески по плечу и говорит:
– Не расстраивайся, Протасовский, все в порядке, возвращайся в свою роту!
Встретил меня Бредихин, выслушал и говорит: видимо, вам командир подлость какую-то готовил, да сорвалось. К сожалению, память моя не сохранила фамилии капитана из СМЕРШа. Видимо, он был одним из тех, кто заслонил меня от расправы.
В январские морозные дни сорок четвертого войска Первого Белорусского фронта перешли в наступление и освободили железнодорожную станцию Калинковичи. Станция – только название на карте. Самой станции и пристанционных построек нет. Только местами кое-где из-под снега выглядывает битый кирпич, да стоят на обочине полотна полуразрушенные, сложенные из шпал бункера, с сохранившимися надписями по бокам «Ахтунг! Раухен ферботен!». Единственное строение здесь, чудом уцелевшая будка на переезде.
Вплотную к железнодорожному полотну подступает лес. С одной стороны высоченные корабельные сосны, с другой – мелкий ельник с корявыми низкорослыми сосенками.
Лейтенанта С. с нашей роты сняли, командование ротой принял старший лейтенант Покуда, а я, как и прежде, командовал первым взводом роты.
Выгрузили роту из новых автобатовских «студебекеров». Покуда подает команду, кому и где занимать позиции. Указал вероятное направление нападения танков противника: северо-запад по лесной дороге.
Старший лейтенант Покуда средних лет, плечистый украинец, до войны работал в аппарате горкома партии Киева вместе с Хрущевым. Характер мягкий, покладистый, с таким командиром воевать можно. Он сочинял планы учебы, потешал нас смесью русского с украинским, а мы, взводные, жили по ритму, заведенному войной: спать, есть, стрелять, тренировать расчеты. День стоит морозный и сумрачный. Погода нелетная. Лесная тишина изредка нарушается уханьем орудий, стреляли где-то далеко за лесом.