Когда Казимир Сигизмундович умер в 1906 году от болезни сердца, я старался служить Зинаиде Кристофоровне и Ниночке опорой и защитником. До сих не могу простить себе, что не уговорил их покинуть имение, когда в марте 1918 года советская власть утвердилась окончательно. Я не смог их защитить от пуль грабителей, среди которых оказалось немало тех, кто раньше посещал школу и лечился в больнице Святой Ксении, которую патронировала княгиня. Они вынесли все ценности, украшения. Испортили и уничтожили все, что под руку попадало. Но главное — убили Зинаиду Кристофоровну и Ниночку. Есть такие минуты в жизни, фрау Сэтерлэнд, когда надо действовать решительно. Упустив их, уже ничего не исправить, и жалеешь о том всю жизнь». Да, надо действовать решительно. Время уходит. И способ остается только один. Маренн вернулась к столу и сняла телефонную трубку.
— Соедините с приемной бригадефюрера Шелленберга, фрейлейн, — попросила телефонистку. Вскоре она услышала знакомый голос Джил.
— Шестое управление. Приемная бригадефюрера Шелленберга, слушаю вас.
— Девочка моя. Я тебя тоже слушаю. И твой голос для меня — как музыка, — произнесла Маренн с улыбкой. — Здравствуй, моя дорогая.
— Ой, мама, как я рада! — воскликнула Джил. — Я так ждала твоего звонка! Как ты? Когда приедешь? Ты виделась со Штефаном?
— Конечно. Штефан приезжал вчера. Передавал тебе привет. А у меня, ты сама знаешь, как всегда, очень много работы. По приказу у меня еще шесть дней, и я должна вернуться в Берлин. Очень жду, когда мы с тобой увидимся.
— Я очень скучаю, мамочка.
— Я тоже. Но, знаешь, я хочу попросить тебя помочь мне в одном важном деле, — начала Маренн осторожно. — Это касается жизней ни в чем не повинных людей. Они могут погибнуть. Я очень хочу им помочь. Но, находясь здесь, я не справлюсь одна. Но если ты поможешь — мы обязательно справимся. И спасем много людей. Ты мне поможешь?
— Конечно, мамочка. Все, что скажешь, — с готовностью согласилась Джил. — А что надо сделать?
— Вы у меня замечательные дети — и ты, и Штефан — оба. — Маренн улыбнулась. — Вот так вот неожиданно, в самый, казалось бы, неподходящий момент, понимаешь: не зря старалась, воспитала правильно.
— О чем ты, мамочка?
— Так, про себя. — Маренн вздохнула. — Вот что, Джил. Ты сейчас составишь на бланке Шестого управления докладную записку на имя рейхсфюрера СС. Я продиктую тебе все данные. Ты напечатаешь и подпишешь у Вальтера.
— Он очень занят, — возразила Джил. — К нему не пробиться. Совещания одно за другим.
— Это очень важно, Джил, — повторила Маренн настойчиво. — Я знаю, что ты умеешь. Если уж он совсем не сможет, то пусть даст распоряжение кому-то из заместителей. Но постарайся, пожалуйста.
— Хорошо. Я попробую, — согласилась Джил. — Что дальше?
— А дальше ты позвонишь фрау Марте, да-да, супруге рейхсфюрера. И скажешь, что я очень прошу ее принять тебя. Хотя я уверена, Марта и без моих просьб пригласит тебя в гости с радостью. Она тебя любит. Всегда тебе рада. К тому же она много занята с ребенком и рада любой передышке, пообщаться, посмеяться с кем-то. Возьмешь в моем кабинете в «Шарите» микстуру для малышки — я приготовила еще перед отъездом, де Кринис знает, где, и поедешь к ней. Оставишь фрау Марте докладную записку и попросишь от меня, чтобы она обязательно показала супругу эту бумагу, но если до конца дня это не удастся — рейхсфюрер задержится на рабочем месте или, более того, будет вызван к фюреру, — пусть она сообщит по телефону о существовании этой бумаги. Мы с тобой до рейхсфюрера дозвониться не сможем. И даже Вальтер не всегда. А вот фрау Марта звонит ему по пять раз на дню. Конечно, я понимаю, что использовать фрау Марту — это запрещенный прием. — Маренн сделала паузу. — Нам с тобой нагорит и от Вальтера, и, конечно, от рейхсфюрера. Но мы-то с тобой знаем, что все это будет длиться не дольше того, как новорожденную малышку что-то снова побеспокоит. А вот десятки ни в чем не повинных людей останутся в живых, а это намного важнее. Ты понимаешь?