— И что же она, точно дорогу не знает? — спросил Раух серьезно.
— Если знает, никому не скажет, — уверенно ответил Пирогов.
— И если пытать будут? На расстрел поведут?
— Так водил ее уже Агафонка. — Пирогов вздохнул. — Сама чуть не утопла, а дорогу не показала. Так того Агафонку она с детства знала. А немецким офицерам точно ничего не скажет. Миколу с Пелагеей не выдаст. У нее ж больше нет никого на свете.
— Что ж, тогда действовать будем так, я думаю, — произнесла Маренн. — Я — уполномоченный рейхсфюрера СС, и у меня есть разрешение передвигаться в любое время суток и в любом расположении. Мне придется самой сейчас отправиться в сторожку. Ты, Фриц, поедешь со мной. — Она обернулась к Рауху. — И вы, Иван Петрович, тоже. Но скрытно. Спрячетесь на заднем сиденье. Закроем вас брезентом. Олендорф, конечно, узнает, что мы отлучались ночью. Но у нас с тобой есть оправдание. — Она взглянула на Фрица с лукавством. — В конце концов, Олендорф волен сделать свои выводы, зачем ты приехал, куда мы ездили ночью, чем занимались… Его это не касается. Только Ивана Петровича при этом быть не должно, конечно.
— Но, — Раух явно растерялся.
— Не волнуйся. — Маренн остановила его возражения. — Все объяснения с оберштурмбаннфюрером СС Скорцени, твоим начальником, я возьму на себя, не сомневайся. Если до этого дойдет, конечно. На переодевания на этот раз у нас времени нет. — Она обратилась к Пирогову. — Так что нашей подопечной придется узнать, кто мы такие. Но думаю, состояние у нее уже улучшилось, так что она вполне сможет рассуждать разумно. Как считаете, Иван Петрович, найдет Микола дорогу в хижину ночью? — спросила она.
— Уверен, что да, — подтвердил Пирогов.
— Тогда даю вам пять минут, предупредите Юру и спускайтесь во двор, — распорядилась Маренн. — Мы будем ждать вас в машине. Сейчас я скажу фрейлен Беккер, что если мне будут звонить из Берлина, пусть примет всю информацию.
Освещая фарами дорогу, машина медленно подъехала к зарослям кустарника, за которыми начиналась тропинка к домику лесника. На лобовом стекле поблескивали мелкие капельки воды — накрапывал дождь. Уныло поскрипывали дворники. В опущенное окно было слышно, как где-то в глубине леса в кромешной темноте надрывно ухает сова.
— Кажется, здесь, Иван? — Маренн повернулась к Пирогову, сидевшему на заднем сиденье. — Фриц, тормози.
— Да, здесь, — кивнул Пирогов и отодвинул подальше брезент, за которым прятался. — Чуть не задохнулся от страха, когда патруль остановил.
— Вообще, они не имеют права останавливать, у нас специальный пропуск. — Маренн показала на документ, прикрепленный с обратной стороны лобового стекла. — Но в темноте не разглядели. Все равно открывать машину я бы им не позволила. Что ж, выходим. Иван, идите вперед, а то мы не очень-то хорошо здесь ориентируемся, — попросила она.
— Да, конечно. — Пирогов вышел из машины. В ночной тишине особенно отчетливо было слышно, как хлопнула дверь. И тут же с поляны послышался приглушенный лай собаки.
— Граф нас услышал, — кивнул Пирогов. — Несет службу.
— Потише, — предупредила Маренн. — Мы не знаем, кто еще здесь следит за нами. Я имею в виду не только людей Олендорфа. Они, скорее всего, по ночам в лесу сидеть не будут, они привыкли работать с комфортом. И даже не местных жителей, они тоже, скорее всего, прячутся по домам, или в землянках. А вот разрозненные отряды большевиков, или даже одиночки… По радио передали, что сегодня в 8 утра практически завершено окружение крупной группировки Красной армии в этом районе, где-то около ста тысяч человек, и это главное кольцо. А есть еще разрозненные очаги, где тоже находятся вооруженные красноармейцы и пытаются прорваться, конечно, выйти к своим. Им нужно оружие, боеприпасы, провиант. Нам бы с Фрицем сейчас совсем не хотелось бы попасть в плен. — Маренн грустно улыбнулась.
— Кому-то это было бы на руку, — ответил Раух. — В обмен на тебя — вполне можно ждать, что немецкие войска откроют фронт и выпустят к своим. Только объявят, что ты в лапах красноармейцев, это немедленно доложат в Берлин. Там ответ будет однозначный.
— Не думаю, что это какая-то гарантия для нас, — усомнилась Маренн. — Во-первых, все они в крайне усталом и изможденном состоянии, командиры наверняка в большинстве погибли. Во-вторых, по-немецки там никто не читает, документы наши не разберет, да и вообще никто так сложно не мыслит, как ты предполагаешь. Вступать в переговоры, звонить в Берлин. — Она усмехнулась. — Все будет намного проще. И страшнее. Просто отберут оружие и пустят в расход. Так что держи автомат наготове и внимательно смотри по сторонам. Идемте, Иван, — кивнула она Пирогову. — Фонарь включать не будем. Идем в темноте.