— Я понимаю, — кивнул Иван Петрович и, наклонившись к Пелагее, зашептал ей на ухо.
— Дам, дам, — закивала та.
Когда подошли к небольшой избе на поляне, сквозь узорчатую листву дубов засверкали первые проблески солнца — светало. Маренн показалось, что где-то рядом журчит вода.
— Здесь ручей? — спросила у Пирогова.
— Источник. Называют Серебряный, — объяснил Пирогов. — Существует поверье, что в давние времена один из князей Свирских, обидевшись на сыновей, решил их наказать и закопал в этих местах драгоценный сундук с серебром, трофеи от военных походов. Мол, без наследства останутся. Сыновья искали, искали клад, да так и не нашли. Но это сказка, а на самом деле вода эта на серебре вправду настоена, где-то жила серебряная проходит. Лечебная — быстро раны заживляет.
— То верно, — подхватила Пелагея. — Вот я как деда своего вылечила? По ликарям не ходили мы. Мочила бинты в ручье да перебинтовывала, вот все и зажило. Если дивчина наша жива до сих пор, так тоже благодаря водичке этой.
— Мать, ты, что ли? — На крыльце показался высокий старик с седым чубом на бритой голове. Правую щеку и бровь перерезал глубокий шрам. — Ты кого привела-то!!
Увидев Маренн, он сердито сдвинул косматые, седые брови.
— Я тебя за ликарством посылал, а ты немца привела! — рука потянулась к большой тяжелой рогатине с заржавевшим наконечником. — И ты, Иванко! — Он метнул гневный взгляд в сторону Пирогова.
— Погоди, Микола. — Пирогов, успокаивая, взял его под руку. — Не горячись. Это пани доктор. Она немцев не приведет. Она поможет.
— Вот размахався, таки и зашибет — не заметит, — жалобно произнесла Пелагея.
— Пани дохтур? — недоверчиво переспросил Микола. — Гляди, Иванка. Вон в селе говорять, скоро каратели нагрянут. Все будут жечь огнем. Разозлили сильно их прикордонники с псами, что их солдат покусали. Бабы сказывают, народ в лес повалил, со всем скарбом, со скотом, даже с псами дворовыми. Боятся…
— А ты почем знаешь? — недоверчиво спросила Пелагея. — Неужто в село сбегал?
— Нет, куды мне! — Микола махнул рукой. — Сама знаешь, каков я бегун. Наталка, почтальонша на ручей за водой прибегала. Ни, в дом я не пускал ее, — сообщил он быстро, заметив, как жена нахмурилась. — Какие теперь гости? Так, наболтала на крыльце и дальше побегла.
— Иван Петрович, спросите, что с раненой, жива ли? — озабоченно сказала Маренн. — Времени мало.
— А что раненая твоя, Микола, не опоздали мы? — спросил Пирогов вполголоса.
— Зараз салоп принесу. — Пелагея кинулась в сарай напротив дома. — Не королевичный, знамо дило, да какой есть. Не знесудьте.
— Благодарю, — кивнула Маренн. — Мне подойдет любое.
— Живий, — подтвердил Микола. — Раны ей водой из источника промываю, на том и держится. Щени ейные тоже в здравии. Просыпалися, я им еще молока дал, так и спят.
— Вота пани, прошу.
Пегалея поспешно вернулась к крыльцу, держа в руках широкий войлочный жакет с ярко-красной вышивкой на груди.
— Пидходить?
— Да, вполне, — кивнула Маренн, хотя сама едва не утонула в одеянии. «Но это только на короткое время», — подумала она.
— Ну, веди, Микола, веди, — торопил лесника Пирогов.
— Прошу, прошу. — Тот прихрамывая, распахнул дверь. Маренн сразу почувствовала запах сушеных трав, недавно испеченного хлеба. Пирогов вошел первым. Маренн — за ним. Горница была чистой, справа виднелась белая печь с лежанкой, у стены скамейка, у окна стол, покрытый скатертью с вышивкой. На полках аккуратно расставлена глиняная посуда. В красном углу иконы, покрытые рушником, с зажженными перед ними свечками.
— Вот она, страдалица. Взгляните, пани доктур.
Пелагея подвела Маренн к скамье, на которой лежала молодая девушка в обмундировании Красной армии. Осторожно откинула одеяло.
— Вы присядьте, присядьте, фрау Сэтерлэнд. — Пирогов подставил деревянный табурет.
— Света надо больше. — Маренн открыла санитарный саквояж и, надев марлевую повязку на лицо, внимательно осмотрела девушку.
— Так электричества у нас нема. — Микола развел руками. — Лучину жжем, щепу.
— Иван Петрович, подержите фонарь. — Маренн достала из саквояжа круглый армейский фонарь с двумя батареями и, включив, передала Пирогову. — Так-то лучше. И еще один стул подвиньте, — попросила она. — Инструмент положить.
— Ну уж как и заслипит! — Старый лесник даже прищурился.