Впрочем, подпрыгивая и размахивая руками, я вовсе не задумывалась о том, кто едет на авто: принц или принцесса. Мои нелепые прыжки не ускользнули от внимания человека, который повернул к «Ред санрайз». Очень скоро машина остановилась неподалеку от колонн и ко мне подошел приятного вида мужчина, которому, насколько мне удалось разглядеть в тусклом свете бервикских фонарей, было около сорока. Лицо его я бы назвала скорее благообразным, нежели красивым: высокий лоб, глубокие темные глаза, широкие и черные, словно подрисованные тушью, брови, сухие обветренные губы, чуть изогнутые в приятной улыбке. Если мой спаситель и не был красавцем, то он показался мне очень обаятельным мужчиной.
Я сразу почувствовала, что спасена. Точнее, мы спасены — ведь не за себя же я страдала, отказавшись от номера в странной гостинице, населенной призраками лордов, пэров и прочих значительных особ. Мой новый лохматый друг тоже оживился, но первым делом подбежал к автомобилю, чтобы оставить отметину на одном из колес.
Через несколько минут я уже сидела в салоне старенького, но довольно уютного авто, а мой мохнатый спутник снова улегся у меня в ногах, согревая их своим густым и теплым мехом. Незнакомца, нашего спасителя, звали Стивеном Скипером. Он пытался развеселить свою продрогшую спутницу, а она, то есть я, смеялась и растирала руками озябшие плечи.
— Считайте, что вам повезло, мисс Уаскотт, — подмигнул мне Стив, выворачивая машину к той дороге, что вела в деревню. — Если бы вы отправили пса на улицу и остались в гостинице, Клайд Мортингер свел бы вас с ума рассказами о регалиях, чинах и доблестях своих постояльцев, которые, впрочем, живут только в его воображении…
— Если честно, я догадалась, что он сумасшедший. Вот только не понимаю, зачем его держать администратором в гостинице?
— Гостиница почти не приносит прибыли, а Клайд Мортингер работает в ней за сущие гроши. Все, что он имеет, — это ощущение собственной значимости. И знаете, мисс Уаскотт, «Ред санрайз» — рай для такого безумца.
— Выходит, вы здесь живете? — полюбопытствовала я, разглядывая в зеркало лицо своего собеседника.
Мне показалось, мой вопрос вызвал в нем какие-то противоречивые чувства. Во всяком случае, высокий лоб покрылся рябью морщин, а губы подернула грустная, едва заметная усмешка.
— Уже нет. К счастью, нет, — поправился он. — Я провел тут детство. Масса впечатлений, знаете ли.
Как видно, не самых светлых, подумала я, но на этот раз решила не выпускать дуреху Джо из бутылки и не требовать откровенности от едва знакомого человека.
— У меня что-то вроде вашей командировки, мисс Уаскотт, — продолжил он, вспомнив, что мой вопрос так и остался без ответа. — Вы пишете статьи о сверхъестественном, а я уже много лет корплю над трудом о вампирах.
— Неужто? — уставилась я на затылок своего собеседника.
— Думаю, нам с вами интересно будет поболтать об этом. Но только не сегодня. Вы слишком устали и единственное, что вам сейчас нужно сделать, это принять горячую ванну, выпить стакан чего-нибудь не менее горячего, чем ванна, укутаться теплым пледом и отсыпаться до завтрашнего утра.
— Слушайте, — оживленно затараторила я, проигнорировав слова о горячей ванне и прочих вещах, о которых еще совсем недавно не могла и помыслить, — да вы же для меня находка. Нам обязательно нужно встретиться, мистер Скипер. Надеюсь, вы еще побудете в Бервике?
— Не волнуйтесь, мисс Уаскотт, — мягко улыбнулся мой собеседник, — если я приехал в Бервик, то мне придется здесь остаться надолго. Так что мы с вами еще увидимся, поговорим и, я надеюсь, станем добрыми приятелями.
— Конечно, — живо отреагировала я. — Вы, можно сказать, спасли мне жизнь.
— Не преувеличивайте. Я думаю, очень скоро вы бы добрались до какого-нибудь дома и сами попросились бы на ночлег.
— Здесь, по-моему, не очень-то любят приезжих, — снова поежилась я. — Да и городок, вы уж извините меня, мистер Скипер, какой-то не очень уютный. Здесь как будто вообще никто не живет. Пустые темные окна, всего лишь несколько фонарей. Я слышала о скелете вампира, но не думаю, что местные жители настолько верят в эти средневековые страсти, что закупорились в своих домах и дрожат от страха при мысли о нежити.
— О, вы плохо знаете местных жителей, — усмехнулся Стив Скипер. — А сами вы, значит, не верите в то, о чем пишете?
— Ну, это сложный вопрос. Иногда мне кажется, что верю каждому слову людей, у которых беру интервью. А иногда думаю, что мир сошел с ума. И я вместе с ним, если кому-то от этого станет легче.
— Мир действительно сошел с ума. А Бервик действительно странный городок с мрачноватым прошлым, жутковатым настоящим и неизвестным будущим. Знаете, а я верю в то, о чем пишу, безусловно верю… — Скипер осекся и покосился на меня, словно боясь показаться таким же безумцем, как Клайд Мортингер. — Что же касается тьмы на улицах, не переживайте. Очень скоро наступит Ночь свечей, и тогда вы увидите, что в Бервике тоже умеют праздновать Рождество.
— Ночь свечей? — переспросила я.
— Да, ночь сочельника. Никогда не слышали об этой традиции?
Я отрицательно покачала головой.
— Все окна домов будут украшены свечами. Большинство здесь все еще украшает эти свечи своими руками. Это и отличает Бервик от больших городов — здесь свято чтут традиции. Женщины по-прежнему соревнуются в том, кто сделает лучшую свечку. Они часами корпят над своими свечками с фольгой, серебряными и золотыми нитками, ленточками, яркими и пестрыми, как само Рождество. А потом лучшую свечу относят в церковь пастору, и там она гордо горит, напоминая о том, что родившийся Иисус принес свет в этот мир.
— Боже, как красиво! — искренне восхитилась я. Честно говоря, я никогда не считала себя верующей, но Стив Скипер только что открыл передо мной такую картину Рождества, которой я, привыкшая к банальной индейке, елкам, шарикам и гирляндам, никогда не представляла.
— Да, красиво, — кивнул Скипер, и снова я увидела в зеркале гримасу противоречия, на мгновение исказившую его лицо. — Но Рождество проходит, и в Бервике, чтущем традиции, шестого января убирают и елки, и свечи, и все то, что хоть ненадолго дарило городу ощущение праздника и света.
— Вы так странно говорите об этом… — осторожно начала я, но он остановил машину возле маленького домика, укутанного снегом, и сообщил, что мы наконец приехали.
Стив так и не объяснил мне, в чьем доме мы оказались. Хозяйка дома, миссис Мобивиш, милая и заботливая старушка, была не то дальней родственницей, не то хорошей знакомой его матери — вот и все, что я смогла понять из туманных ответов Стива.
Я не очень-то рассчитывала на теплый прием, а потому была обескуражена горячими объятиями, в которые меня немедленно заключила миссис Мобивиш, и теми причитаниями, которые излились при виде «замерзшей несчастной девочки», которую «чокнутый Мортингер выгнал на холод».
Я робко напомнила о том, что явилась на постой не одна, а со своей собакой, но миссис Мобивиш, казалось, ничто не могло смутить. Она погладила песика и поинтересовалась, как зовут «такого красавца». И тут — да простит меня мой мохнатый друг — я дала ему первое же имя, которое пришло мне в голову.
— Нильс, — уверенно брякнула я. — Его зовут Нильс.
— Нильс? Ей-богу, чудное имя, милочка.
— Да, чудное, — согласилась я. — Вообще-то его зовут Нильсон, но все уже привыкли называть его Нильсом.
Новорожденный Нильс покосился на меня с недоумением, и я виновато опустила глаза. Впрочем, чем плохо имя Нильс? По-моему, оно очень милое. Кажется, так звали какого-то сказочного героя. Только я совершенно не помню, чем он отличился. Странно, что я еще могу хоть что-то вспоминать и о чем-то писать — меня так сильно клонит в сон. Кажется, эта сладкая и горячая штука, которой напоила меня миссис Мобивиш, валит с ног куда серьезнее, чем усталость…».
Крышка деревянного люка хлопнула, и Эмми, вздрогнув, подняла голову. Перед ней стояла красивая, хоть и слишком броско одетая девица, на губах у которой играла подозрительно счастливая улыбка.