— Это Хэппи Мил!
Когда Сайлас рассмеялся, Иви подкатила столик и села рядом с койкой.
— Два «Хэппи Мила», на самом деле.
— Ради этого ты отправилась в «МакДональдс»?
— Да. Через реку есть один, работает круглосуточно, а нам с тобой сейчас совсем не помешает кусочек счастья.
Она распаковала обе красочных коробки, выложила в ряд их игрушки, маленькие пакетики с картофелем фри, гамбургеры и яблочные дольки. У них было по упаковке с молоком и загадке из набора.
Иви уничтожила свой гамбургер, хотя по вкусу он напоминал картон… но фаст-фуд был тут не при чем. Она могла есть филе миньон, и лакомый кусочек также показался бы безвкусным.
— Расскажи о своем детстве, — попросил Сайлас, перекладывая картофель с места на место. — И твоем превращении. Что заставило тебя выбрать эту профессию. И почему ты не боишься смерти.
Иви проглотила ком в горле. Она не хотела говорить ему, что в настоящий момент сходила с ума от страха.
— Ну, — начала она, — я родилась одной жаркой ночью в середине июля. Знаешь, в каких условиях рожала моя бедная мамэн? В доме не работал кондиционер.
— Она рожала не в клинике? Подожди, это было дома?
— Ага, я родилась в доме, который впоследствии сгорел.
— Но Хэйверс же не берет плату… ну, с…
— С бедняков? — Она улыбнулась, чтобы сгладить неловкость. — Мы могли поехать в старую клинику, но мои родители придерживаются теории фатализма. А может, это его оборотная сторона— вера. Но они остались дома и вызвали акушерку. Вот так я появилась на свет…
Она продолжила рассказ, отвлекая Сайласа от еды, которую он не мог есть. Но ему, казалось, нравилось пить молоко мелкими глотками, а потом подносить бургер ко рту. Слова лились из нее быстрее и легче, чем она предполагала, она рассказывала о всевозможных забавных моментах с празднований и приключениях с Рубиз, и другими ее кузинами.
Иви осознала, как это хорошо — помнить простые радости из детства, когда подаренная шоколадка могла обрадовать ее на целую ночь или отличная книга надолго наполняла сердце восторгом. В суматохе взрослой жизни она давно об этом не вспоминала.
А Сайлас все это время слушал ее так внимательно, словно цеплялся за спасательный круг.
— И это привело меня к этому моменту. — Она прижала руку к сердцу. — Когда я встретила и полюбила тебя.
Она говорила это с легкостью. Единственное хорошее, что дала им ужасная болезнь — это свобода выражать свои чувства без боязни торопить события. Для них не существовало понятия «слишком рано».
— Хорошая история, — прошептал Сайлас. — Жаль, что меня не будет рядом, чтобы увидеть ее конец воочию.
Именно в это мгновение все и произошло.
Позже, намного позже Иви поймет, что именно в этот момент проснулся ее гнев. Потому что, когда Сайлас замолчал, она знала, какие мысли крутились в его голове: как бы ни сложилась ее жизнь, куда бы она ни отправилась, с кем бы ни была… он не узнает этого, он будет в Забвении. И печальная покорность, с которой Сайлас принял эту потерю наряду со всем остальным, в чем его обделили — здоровьем и жизнью, пробудила ее ярость.
Почему его лишили возможности дожить свою жизнь?
Почему именно ему предначертана ранняя смерть?
Разве справедливо, что это выпало на их долю?
Из самой глубины души поднялась мысль: На хрен. Все. Это.
Черта с два она будет сидеть сложа руки и наблюдать, как умирает ее мужчина. Она не представляла, что предпримет, как это сделает, но будь она проклята, если не найдет способ остановить болезнь.
Ей было плевать, что Хэйверс вел этот случай. Плевать, что она — простая медсестра, в то время как он — квалифицированный доктор. И, п.с., сама болезнь может катиться к дьяволу.
Должен быть способ.
Какая-нибудь лазейка.
— Да? — позвал ее Сайлас.
Она встряхнулась.
— Что?
— Мне показалось, ты задумалась о чем-то важном.
Иви прокашлялась.
— Слушай, прости, что поднимаю эту тему. Но ты нуждаешься в питании и восполнении дефицита воды, поэтому я снова подцеплю к тебе провода и трубки.
С внезапной ясностью она осознала, что должна помочь ему дожить до того момента, как найдет лекарство.
— Иви, ты не думаешь, что пришло время положить этому конец?
— Нет, — сказала она непреклонно. — Не думаю.
***
Сайлас настоял на том, чтобы ввести трубку для питания самостоятельно, и она дала ему возможность сохранить лицо и независимость, придумав предлог — вышла, чтобы сообщить мажордому его режим сна. Когда она вернулась, его глаза были закрыты, а черты лица напряжены, будто от боли.