Во всех смыслах Сайлас уже ушел.
Осталась только погибающая оболочка.
Иви села на край койки и взяла его безжизненную руку.
— Сайлас, я люблю тебя. Я так рада, что мы встретились.
Сейчас она не стала сдерживать слезы, хотя она верила, что пациенты, пребывающие в коме, осознают происходящее вокруг, несмотря на отсутствие сознания.
Почему им приходится прощаться так рано…
— Иви?
Услышав тихий голос, она подняла взгляд. Рубиз стояла с другой стороны койки, обхватив себя руками и подавшись всем телом вперед, словно пыталась привлечь ее внимание как можно деликатней.
Иви ладонями вытерла лицо и попыталась выдавить улыбку.
— Привет. Как дела, кузина?
Или что-то в этом духе. Она плохо понимала, что говорит.
— Кое-кто хочет увидеть тебя.
— Да. Конечно. Сейчас.
Она не подумала спросить, кто пришел. С другой стороны, ее не волновало ничего, только эта больничная койка.
— Где?
— В коридоре.
Рубиз кивнула в сторону выхода из палаты. Иви встала и смахнула слезы, упавшие на униформу. Потом двинулась вперед, переставляя ноги, через арочный проем и гостиную, в коридор…
Она застыла как вкопанная.
— Я подумала, что сейчас тебе нужен дуб, на который можно опереться, — нежно сказала Рубиз позади нее.
Отец Иви стоял посреди коридора, байкерскими ботинками на дорогой ковровой дорожке, упершись руками в бедра, его татуировки блестели под низким потолочным светом, ведь он, разумеется, пришел без куртки.
Иви благодарно сжала руку кузины и бросилась к своему отцу.
Она врезалась в него как автомобиль на полном ходу. И, как бетонная опора, ее отец не сдвинулся ни на дюйм. Он просто обернул массивные руки вокруг нее и прижал к себе.
— Он умирает. Папа, он умирает…
Отец не сказал ни слова. Он позволил своей силе говорить за себя и не дал ей рухнуть прямо посреди коридора.
— Я так сильно его люблю, — повернув голову на бок, она крепко зажмурилась. — А он умирает…
Они очень долго стояли вот так, и она смутно осознавала, как мимо них, крадучись, проходили люди, но она ничего не замечала.
А потом, позже, намного позже, Иви поймет, что именно тогда окончательно повзрослела. Стоя в коридоре, в объятиях отца, она вступила во взрослую жизнь.
Дело в том, что когда ты молод и обращаешься к родителям за поддержкой, в девяти случаях из десяти они могут решить любую твою проблему. Починить сломанный руль на паруснике. Заклеить порез пластырем. Накормить — когда ты голоден, уложить спать — когда устал, составить компанию, когда ты чувствуешь себя одиноко. Они помогут найти потерянную вещь, прогонят все бури, купят мороженое, когда тебя кто-то обидел.
Когда ты ребенок, родители являются проводником все-будет-в-порядке в твоей жизни.
Но опираясь сейчас на отца, Иви была уже взрослой.
Он не мог решить эту проблему, и она прекрасно знала это.
— Малышка, мне так жаль, — сказал он осипшим голосом. — Мне так жаль…
Они разорвали объятия, и Рубиз отвела их в конференц-зал, чтобы они могли поговорить наедине. И когда они устроились за круглым столом, Рубиз оставила их, отправившись к Сайласу… за что Иви была благодарна. Не то чтобы она не доверяла другим медсестрам… она вообще никому не доверяла так, как своим родственникам.
— Сколько ему осталось? — спросил Хира.
— Немного. — Она потерла лицо. — Конец приближается слишком быстро. Я хочу, чтобы он перестал страдать, и в то же время хочу, чтобы у нас в распоряжении было больше ночей вместе.
— Он показался мне хорошим парнем.
— Он был… он есть… — поправила она себя. — Он — замечательный парень.
— Твоя мамэн хотела прийти, но она сама не своя.
— Я бы не хотела, чтобы она видела меня зареванную. И я также уверена, что тебе это тоже не нужно.
— Знаешь, Иви, я очень горжусь тобой. — Его голос осип, и он взял ее за руку. — Ты — достойная женщина. И сам факт, что ты не убегаешь от этого? От него? Когда Рубиз позвонила мне, меня одолела печаль. Но потом, когда она сказала, что ты останешься с ним, я подумал, что это — моя дочка. Женщина, которую я вырастил. Мы с тобой похожи, всегда были… черт, учитывая, как ты себя ведешь в этой ситуации… на самом деле, ты сильнее меня.
— Папочка, никто не может быть сильнее тебя.
Он сжал ее ладонь.
— Иви, взгляни в зеркало.
Когда отец ушел спустя сорок пять минут, Иви подумала, что этот его визит — наверное, самое лучшее, что он когда-либо сделал для нее. Ведь он не из тех, кто любит «приятные глазу» больничные помещения, и, видит Бог, ненавидит всеми фибрами души все, что имеет отношение к медицине.