Ты затаила дыхание? Так сделай это немедленно, потому что в моём рассказе это самый занимательный момент. Остальное я стану повествовать с меньшим восторгом.
Среди кучи сопревшего мусора, за многие и многие годы превратившегося в мелкую труху, я без труда нащупала кое-что, что было туда намеренно положено, а точнее, спрятано от чужих глаз. А именно, я потянула за край цепочки и вытащила наружу серебряный медальон! Абсолютно круглый, с почти стёртыми временем завитками на крышке, он весь почернел и покрылдся зеленой патиной. Хорошенько отерев от грязи и немало потрудившись над замком, я раскрыла его и ахнула! С одной из половинок на меня смотрела фройляйн Леманн. На коленях она держала ребёнка, которому было не более трёх лет, и чьё изображение повредилось почти до неузнаваемости, но даже это не стало преградой моей выдающейся проницательности.
Корнелис! Это был его тайник, в котором он хранил, вероятно, самую ценную для него вещь. Мне тут же пришло в голову, что он мог повесить медальон на шею и носить его на себе. Но по какой-то непонятной причине ему это не позволялось. Он прятал медальон здесь - предмет, ему не принадлежавший, и таковой, который я сочла нужным немедленно возвратить его матери.
Подобное украшение могла носить только женщина, и весьма возможно, оно было её единственной драгоценностью. Рассудив таким образом, я сунула медальон в карман твидового пиджака Виктора, который в последнее время служил мне верным защитником от холода и ветра.
Опустошать чужие тайники - большой грех в глазах Господа. Обыкновенно в них припрятано множество всякой нужной всячины. В детстве нам приходилось благоустраивать таковые в земле, предварительно выкопав неглубокую ямку, уложив в неё своё богатство и накрыв крупным бутылочным осколком. Чего там только не было! Канареечные перья, оторванные пуговицы, перламутровые бусины, обёртки от жевательных резинок, засушенные цветы, галька причудливой формы и секретные записочки с сердечными признаниями. Ты помнишь? Сохранить такой клад - большая удача.
Истратив на поимку Корнелиса последние силы, я решила поскорее возвратиться в гостиницу.
Представь себе, там было пусто и тихо, как в доме под снос. Я без сил опустилась в кресло, не представляя, как поднимусь на второй этаж. Вздох облегчения вырвался из моего горла, и это был единственный звук в пустой комнате. Я не видела и не слышала, как вошла фрау Кох, хотя всегда узнавала её тяжёлую поступь.
- Как вы себя чувствуете, фрау Пикольт? (Ненавижу, когда меня так называют, хотя Виктор, наверное, лопнул бы от счастья. Я была и останусь Фионой Уотс от рождения и до гроба!).
- Немного усталой, - призналась я. - Хотя мне намного лучше.
- Если хотите, я помогу вам лечь в постель, - предложила она.
- Вы очень добры, фрау Кох. Но прежде я искала фройляйн Леманн.
- Фройляйн Леманн?
- Кажется, она обронила медальон, а я нашла его, - и с этими словами я извлекла находку из пиджака.
Глаза фрау Кох сверкнули, и я списала этот блеск на её беспрецедентную любовь к украшениям.
- Вы позволите мне передать ей эту вещь? - предложила она.
- Я сделаю это сама.
- Вы настаиваете?
- О чём, собственно речь? - Этим я выразила ей крайнее удивление.
- Но вам нехорошо!
- Это пройдёт. Вы обеспокоены?
- Конечно, меня беспокоит благополучие моих постояльцев. Моя забота вам кажется слишком навязчивой?
- Нет, что вы! - всплеснула руками я, опасаясь её обидеть.
- Тогда позвольте отвести вас наверх. Отдайте мне медальон, и даю вам честное слово, что передам его фройляйн Леманн сегодня же.
- Но мне хочется сделать это самой! - воскликнула я. Мне показалось, что наша гостеприимная хозяйка еле сдерживается, чтобы не броситься и не вырвать его у меня из рук. - Вы не могли бы позвать вашу горничную?
- Которую?
- Разве не ясно? Фройляйн Каролин Леманн. Я не хочу видеть никого другого!
Клянусь тебе, её лицо позеленело от раздражения.
- Её здесь нет, - отвечала мне фрау Кох. - Я отослала её с поручением.
- Тогда я подожду, пока она вернётся.
- Позвольте, я провожу вас в кровать. Вам необходимо отдохнуть. Вы совершенно обессилили!
- Нет-нет. Не подходите, - вскинулась я. - Скоро вернётся мистер Пикольт. Возможно, я усну в этом кресле, дожидаясь его. Распорядитесь не беспокоить.
Я притворно прикрыла глаза, давая понять этой женщине, что самое время оставить меня в покое.
- Что ж, как пожелаете, - холодно произнесла хозяйка и удалилась, как мне показалось, совершенно взбешённая.
Сидя в кресле, я ещё какое-то время разглядывала медальон, то открывая его, то закрывая. Время изменило его в худшую сторону, стерев блеск. Но даже в этом жалком виде он был притягателен для фрау Кох, как извлеченные из земли сокровища Трои. Откуда столько настойчивости? Откуда гнев? Всё это оставалось до поры до времени мне непонятным, не говоря уже о том, что меня никак не покидало ощущение, что она следит за мной из какого-то тёмного угла.
Думаю, я просидела достаточно, чтоб усыпить её бдительность, а затем поднялась наверх, еле волоча ноги. Я в самом деле ощущала себя отвратительно, а этот бессмысленный спор только ухудшил состояние. Я отперла дверь комнаты, настроенная тут же запереться на ключ, чтобы избавить фрау Кох от искушения проникнуть туда, пока я сплю и отобрать (отобрать!) то, что лежало в кармане небезызвестного твидового пиджака.
Пора закругляться. Каждая строчка даётся мне с трудом. Настала пора подвести черту под всем повествованием.
Оказавшись в комнате, как мне думалось, наедине с собой, я с немалым удивлением обнаружила около большого зеркала две знакомые фигуры. Каролин Леманн и её сын Корнелис! У фройляйн было заплаканное лицо, а мальчик жался к ней, крепко обвив руками опоясанную белым передником талию. Я чуть сама не прослезилась, так трогательно они выглядели вдвоём, но тут же вспомнила о своей обязанности. Я извлекла из кармана медальон, как фокусник извлекает из шляпы кролика.
Никогда ещё этот замшелый фокус не вызывал у публики столько восторга! Лица обоих просияли от неподдельного счастья, и Каролин протянула ко мне руки, сильно желая прикоснуться к украшению и не осмеливаясь взять его. Её пальцы тряслись, а по щекам струились крупные слёзы. И вот тогда я взяла на себя смелость повесить ей этот злосчастный медальон на шею и разом покончить со всеми сомнениями.
Именно так я и сделала! И что ты думаешь? Уверенно обогнув шею, он свесился чуть ниже груди, рождая в моей памяти неожиданное ужасное сравнение! Ведь я видела подобное раньше! Там, в чулане, с пустыми вёдрами и опрокинутым табуретом, над которым болталась призрачная женщина! На её груди под густой тенью, накинувшей на голову чёрный покров, похожий на мешок, который надевают на голову осуждённого перед казнью, висел точно такой же медальон, сияющий и не испорченный временем!
Это сравнение покоробило меня, и холод окончательно сковал мои руки, потому как, изливая безграничную благодарность, фройляйн Леманн, плача и неразборчиво бормоча, покрывала их поцелуями. Её мёртвое дыхание обжигало кожу и пронизывало тело холодом, словно в него разом вонзались сотни острых иголок.