Венди оглядывается, но доктор Харрингтон ускоряет шаг и ведёт её сначала через комнату отдыха с большими окнами, смотрящими в сад, затем через комнату поменьше, где сидят две сестры, давая отдых ногам. Поворачивают за угол. Тут воздух снова меняется, это сразу чувствуется: они покидают часть, принадлежащую старому поместью, и входят в новое, недавно пристроенное крыло.
Страх вновь впивается в неё и в этот раз не собирается отпускать. Коридор перед ней пустой и негостеприимный и даже не пытается замаскировать свою суть. Это уже не загородный дом, куда приезжают, чтобы отдохнуть и поправиться. Это тюрьма, в которой людей запирают в камеры. Здесь кричат – но никто не отвечает.
Вдоль коридора – двери с маленькими стеклянными окошками. Поворот за поворотом по блестящей чёрно-белой плитке. Голова кружится, мысли путаются. Она проходит мимо широких распахнутых дверей, ведущих в оборудованные лечебные кабинеты. Здание так огромно, что она не может представить его себе целиком.
– Доктор Харрингтон, прошу вас… – голос Венди срывается, ей плохо, но она не признаётся себе в этом. Само место давит на неё, воздуха не хватает.
Вдруг она останавливается как вкопанная, несмотря на то что доктор Харрингтон тянет её за руку. Навстречу, опустив голову, идёт девушка с длинными тёмными волосами, но Венди не может толком разглядеть лица. Но зрелище и без того бьёт под дых, и она чуть не кричит вслух: Тигровая Лилия!
Венди обещала себе, что никому не выдаст тайну Неверленда, сохранит её глубоко в сердце. Что бы там Джон ни говорил доктору Харрингтону, это в любом случае лишь половина правды. А если Венди сама расскажет хоть что-нибудь, доктор препарирует истину скальпелем, рассмотрит через микроскоп и превратит в уродство. Так что имя Тигровой Лилии остаётся в глотке, как горячий уголь, пока незнакомка проходит мимо.
Венди пытается не вспоминать, но память бунтует. Само собой приходит из прошлого изумрудное покрывало травы под серебристым шатром ивовых ветвей. Они прятались там от всего мира вдвоём с Тигровой Лилией, и смуглые руки касались белых, когда девочки плели короны из камыша, а потом короновали друг друга.
Вспоминать больно. Не удержавшись, Венди украдкой оглядывается, но девушка уже ушла дальше по коридору. Её нет, и становится трудно дышать, но надо поторапливаться. Доктор Харрингтон и так неодобрительно смотрит на неё, потому что она не ведёт себя как полагается.
Та девушка – не Тигровая Лилия. Это и без того очевидно, но нужно отвлечься, поэтому Венди пытается вспомнить, что успела разглядеть, пока девушка шла мимо, и скоро убеждает себя, что та совсем и не похожа на Тигровую Лилию. Просто разум пытался подбросить что-нибудь знакомое в этом ужасном месте, такое, чтобы напоминало о доме.
– Вот мы и пришли. – Доктор возвращает Венди на землю своим резким, искусственно оживленным голосом.
Он быстро отпирает дверь и прячет ключ в карман, будто Венди не замечает. За дверью – скромная палата, больше похожая на тюремную камеру, так уж она построена: стены выкрашены в белый, а из мебели только узкая кровать и единственный стул. Занавесок нет, а на окне – решётка.
– У нас принято, чтобы пациенты носили своего рода униформу, – улыбается доктор Харрингтон. Улыбка странноватая, он будто рассказал шутку, понятную им двоим. – У нас все равны независимо от положения. У всех единственная цель – поправиться.
Он указывает на простое светло-серое платье из хлопка, которое лежит на кровати поверх почти такого же серого покрывала. Та девушка из коридора, которая была похожа на Тигровую Лилию, носила такое же.
Тон доктора меняется на сугубо деловой – он больше не делает вид, что Венди просто гостья. Эти слова он повторяет каждому пациенту, объясняя, что личные желания и нужды теперь ничего не значат, и не даёт вставить ни слова.
– Скоро придёт сестра и поможет тебе переодеться, а твоя одежда будет храниться у нас. Пока ты не освоишься, дверь будет запираться на ночь. Это, разумеется, для твоей безопасности. Пищу принимают в столовой, кроме особых случаев. Первые несколько дней еду тебе будут приносить в палату – опять же пока не обживёшься.
Хочется спросить, что за особые случаи, но доктор Харрингтон с отеческим видом похлопывает её по руке. Жест, вероятно, должен успокаивать. Как бы не так.