Мэтт появляется рядом, обнимая ее.
Успокоившись, она продолжает:
— Я люблю тебя, Холлин. Как сестру. Мы прошли через все вместе. И в день моей свадьбы я хочу, чтобы ты была рядом со мной. Была подружкой невесты. Но я знаю, что этого не будет, пока ты не отпустишь это и снова не начнешь жить.
Взяв Мэтта за руку, она наклоняется к нему и продолжает:
— Сейчас идет подготовка к свадьбе. И я хочу, чтобы ты была с нами.
Я не отвечаю ей, просто киваю. Не уверена, что сказать или сделать.
— Пожалуйста, хотя бы подумай об этом. Если тебе что-нибудь понадобится, ты знаешь, что можешь позвонить мне в любое время.
Это правда. В течение первых трех месяцев после того как умер Эрик, я звонила ей посреди ночи, мое сердце болело от горя. Я прижимала фото Эрика к груди и плакала без остановки. Она приходила и обнимала меня, пока я не засыпала.
— Пока, Холлин, — с грустью в голосе говорит Мэтт перед тем, как закрыть дверь, оставив меня в одиночестве снова. Снова, точно так же, как и в предыдущие чертовы ночи.
Звуки их шагов исчезают в коридоре. Брошюра, оставленная Амандой, прожигает дыру на моем журнальном столике, прося открыть ее.
Начать жить. Это возможно?
Я была замужем за Эриком в течение года и одной недели, пока он не погиб во время рабочей тренировки. Огонь убил его.
Год и неделя — все, что у меня было. Год и неделю я называла его своим мужем, а он называл меня женой. Столько было времени, чтобы насладиться браком. Один год и неделя, чтобы я растворилась в этом человеке, который так легко украл мое сердце.
Я не думаю, что можно снова начать жить. Наслаждаться такими незначительными вещами, как красивое голубое небо Колорадо. Или запахом свежей чашки кофе, приготовленного так, как тебе нравится. Или радоваться звуку смеха ребенка. Это все уныло. Серо. Обычно. Безжизненно.
Безжизненно.
Хотя у нас было так мало времени вместе, жизнь без него — не жизнь.
Я снова чувствую печаль, которая опять бросает меня в порочный круг депрессии. Взглянув на кресло Эрика, я иду в свое убежище, зарываясь в подушки. Эта безопасность — теплая и знакомая — то, что мне нужно. Чтобы Эрик обнял меня.
Запустив Voxer на телефоне, я открываю наши беседы, и слушаю последние сообщения, которые он мне отправлял, теряясь в воспоминаниях.
— Тростинка, ты не поверишь, кого я видел в King Soopers11, пока выбирал гуакамоле. Чейза Стайлза из «Колорадо майнерс». Угадай, что было в его тележке? Тампоны, яблочный сок и коробка замороженных чизбургеров из White Castle12. Как думаешь, он не разозлится, если я поменяю его сок на Ecto Cooler13?
— Не забудь положить белье в сушилку, мне нужны мои русы, хоть ты и думаешь, что я могу ходить без них. Но мне надо держать свои яйца в тепле, если мы хотим иметь детей.
Я начинаю плакать от звука его голоса, его шутливого тона, которым он разговаривал со мной. И как я замираю, просто слушая его. Я включаю другое сообщение, прижимая телефон к сердцу, представляя, что он рядом со мной.
— Иду домой. И тебе лучше быть в кровати голой, со стрелкой на твоей киске, которая говорит, что она принадлежит мне. У тебя пять минут.
Его властные прикосновения, с любовью.
Его безусловная любовь, которую я не заслужила.
Его улыбка, опьяняющая и очаровательная.
Он был для меня всем.
— Я больше чем уверен, что я только что увидел, как наш сосед Боб Джонс выгуливает курицу. Я не шучу. Давай проверим позже. На этот раз я нанесу боевой раскрас, если ты обещаешь не пытаться снова разрисовать мой член. Он будет в штанах, поэтому ему не нужна маскировка.
Его юмор. Его глаза. Его щетина. Его губы.
То, как он заставлял меня улыбаться, несмотря на мое настроение.
Все, что у меня осталось — это слабый запах на его одежде, сообщения на моем телефоне и выцветшие фотографии в моем альбоме.
Взявшись за воротник рубашки, я подношу его к носу и вздыхаю, вспоминая мужчину, который должен был быть моим всегда, и все еще живущий в моей памяти.
Но, к сожалению, память о нем со временем слабеет. Его запах исчезает, его смех стихает, и его теплые объятия растворяются, и я чувствую холод.
То, что должно было быть любовью, было легко сломано. Сломано и потеряно.
На мои щеки и рубашку падают слезы, с грустью и болью, из-за потерянных воспоминаний.
Это вся моя, ничем не наполненная, жизнь.