Они прошли почти треть пути, когда мир у подножия скалы спрятался за облачной завесой. Впереди лежали новые ступени, и сиял мягкий закатный свет. Сколько времени понадобится им для того, чтобы наконец — то подняться к самой вершине?
Ещё в самом начале подъема они с Кианом молчали, переговариваясь лишь по необходимости. Киан старался продемонстрировать ей, что понимает её состояние и дает время на размышление. Сага не сомневалась, что он расценивает их близость как окончательный шаг, который скрепляет их отношения. И черт возьми, он был абсолютно прав.
Сага молчала потому, что собиралась с мыслями. Она обдумывала — что скажет владыке Иного Мира, как обратится к нему и какова будет её просьба. На последних шагах к своей заветной цели она внезапно обнаружила, что так и не придумала фразы, которые помогут дать ей желаемое.
Она попросит отвести смерть от Эдуарда.
И дать ему хорошую долгую жизнь.
Наверно так она и скажет, когда увидит хозяина Аннуина. Если он спросит — зачем ей это нужно, она объяснит, что желает для своего лучшего друга счастья. Пусть он проживет столько, сколько отпущено человеку, получив всё то, что сделает его счастливым. В сердце Саги для него всегда останется место, как для той части жизни, которая связывала её с семьей и домом. Она прекрасно осознавала, что больше ей ничего не надо от него, и что прежняя влюбленность в друга детства улетучилась уже давно.
Если же Повелитель Иного Мира спросит её о чем — либо ещё, она обязательно попросит разрешить ей уйти с Кианом. И пускай она понятия не имеет о том — каков его мир, Сага была уверена, что сможет принять все его странности и обычаи.
Тем более после того, как она побывала в восьми областях Аннуина.
— Тебе надо передохнуть, — обеспокоенно прервал её размышления Киан. Он уже давно видел, как губы Саги становятся всё белее и белее, словно кровь отливает от кожи и старается сохранить свой жар для того, чтобы сердце женщины продолжало биться.
Она успокаивающе положила руку на его плечо, и Киан на мгновение закрыл глаза, вознося короткую молитву богам. Пусть они помогут им закончить начатое и не позволят чему — либо случиться в самые последние их шаги к свободе. После того, как ночью они наконец — то занялись любовью, Киан понял, что если с ведьмой что — то случится, он не сможет жить без неё.
Чувство, что другой человек врос в его сердце и стал частью его самого, было похоже на то ощущение, которое испытывает путник, наконец — то вернувшийся домой. И сейчас, когда каждый новый шаг давался им обоим с невероятным трудом, Киан был готов умереть за них двоих, лишь бы не позволить Саге чувствовать боль, холод и усталость.
Если он начинал задыхаться от нехватки кислорода в кристально — пустом воздухе гор, то ведьма должна была испытывать удушье гораздо сильнее, чем он. Мороз становился всё сильнее, и каждая клеточка тела промерзала насквозь. До вершины горы оставалось еще далеко, но если они остановятся, то больше не смогут идти дальше.
Страх свивал тугие кольца в груди, заставляя Киана усиленно искать выход из ситуации.
— Я понесу тебя, — заявил он, собираясь дать отпор сопротивлению Саги, — так ты сможешь передохнуть, и мы не потратим времени на привал.
Изморозь опускалась на каменные ступени, и её узорчатые отложения напоминали кружевной ковер, который выстилал лестницу. Будь здесь немного потеплее, Сага восхитилась бы тем, как белоснежное ажурное полотно переливается алмазными искрами в закатных лучах.
Но у неё хватало сил лишь на то, чтобы передвигать ноги. Казалось, конца этим ступеням не будет целую вечность.
Она покачала головой, отказываясь от идеи Киана.
— Так ты устанешь ещё сильнее, — казалось, что даже язык примерз к зубам, и ворочать им было практически так же легко, как тащить тяжелое бревно. — Я могу идти ещё, а когда совсем устану, то как раз твои силы пригодятся.
Сага постаралась, чтобы её улыбка выглядела натурально, но Киана это явно не успокоило. Она прекрасно понимала его. Каждый раз, когда Сага поднималась на ступень выше и ощущала пронизывающий холод, она приходила в ужас при мысли о том, что испытывает Киан. Его одежда давно превратилась в жалкие лохмотья, и убогое подобие плаща больше выглядело изодранной тряпкой, чем тканью.
Они должны дойти до конца.