— Карантин завершился успешно? — спросил Паганель. — Новых случаев холеры не было?
— Не было, господин Паганель.
— В общем, мне все понятно, — вынес вердикт Гленарван. — Кроме одного: как Бен Джойс передал приказ на борт, если «Дункан» стоял в карантине на внешнем рейде?
— Бен Джойс? — удивился Том. — Нет, сэр, приказ доставил моряк по имени Айртон, боцман с «Британии».
— Ну да! Айртон и Бен Джойс — это одно и то же лицо! Но как же он переправил письмо на борт?
— Он приплыл к нам, сэр. Без лодки, вплавь одолел больше мили, причем в одежде, а письмо доставил сухим в шляпе. Отчаянный малый.
— Да уж, отчаянный, еще какой отчаянный… — Гленарван непроизвольно потянулся к простреленному на Сноуи плечу. — Он сошел на берег в Окленде?
— Нет, сэр, он находится на борту.
— Что-о?!
— Я был вынужден взять его под арест. Он подбивал экипаж к бунту, узнав, что «Дункан» плывет к Новой Зеландии.
Повисло долгое молчание. Наконец Гленарван произнес:
— Это судьба. Она отдала его в наши руки.
Гленарван порывался немедленно допрашивать Айртона, но майор директивно отправил кузена мыться, переодеваться и спать. Утро вечера мудренее, и никуда Айртон с яхты не убежит. Лорд, едва державшийся на ногах от усталости, согласился перенести допрос на завтра.
Пару часов спустя заговорщики сошлись на совещание в каюту номер шесть. Давненько они не собирались в полном составе. Да и сейчас он был пока не полным: трое ждали, когда Мак-Наббс завершит разговор с Айртоном.
Паганель был мрачен и молчалив. Подремать после всех изматывающих приключений удалось не более часа, и географу очень хотелось выставить гостей из каюты, запереть ее на два оборота ключа и спать, спать, спать… Сутки, как минимум.
А Том Остин первым делом вручил Лавинии подарок:
— Возьми, Лав, это тебе. От чистого, так сказать сердца.
Лавиния подарок взяла и теперь недоуменно разглядывала маленький угловатый камешек. Ни драгоценным, ни полудрагоценным он не был, — самый обычный, какой можно найти на дороге или где угодно.
— Я должна оправить его в золото и носить на цепочке на шее? Или ты предполагал сделать из него перстень?
— Ни то и ни другое, Лав. Ты положишь его в чулок, так, чтоб был под ступней. Под левой, не перепутай.
— Зачем?! Он же вопьется в кожу, я буду хромать!
— Вот именно за этим. Будешь хромать, вернее, очень осторожно наступать на ту ногу, и никогда не позабудешь, что это надо делать. Через два дня я дам второй камешек, поменьше, еще через два совсем маленький. А там и хромота пройдет.
— Ну ты и выдумщик, Том!
— Трюк с камешками придумал не я. И эта выдумка реально сохраняла людям жизни.
— Когда-нибудь вы мне расскажите про те свои дела, коммандер Остин?
— Не называй меня так, пожалуйста. Может войти в привычку, и скажешь при том, кому не надо знать об этом моем звании.
— Ладно, ладно… Тогда так: когда-нибудь вы мне расскажите про те свои дела, старший помощник Остин? Так лучше?
— Значительно.
— Так расскажешь?
— Думаю, не сегодня.
— Это ты сейчас так сказал «никогда»?
— Никогда не говори «никогда», — наставительно произнес Том Остин.
Паганель достал часы, отщелкнул крышку… тяжело вздохнул. Беседа майора с Айртоном что-то затягивалась.
— Места себе не нахожу, — пожаловалась географу Лавиния. — И в переносном смысле, и в самом прямом.
— Не уверен, что до конца вас понял, мадам, — сумрачно ответил Паганель, его обычная галльская живость убыла в неизвестном направлении.
— В переносном я тревожусь за Гарри, — пояснила Лавиния. — Как он там на берегу, один среди этих страшных людей.
— Совершенно напрасно, мадам. Местный вождь Кета Хинга — замечательный человек, эрудит и умница. Заканчивал Кембридж, имеет докторскую степень… по философии, кажется. Гарри Гранту абсолютно ничего не грозит под покровительством такого человека. Он, кстати, кроме родного и английского, свободно говорит и читает на немецком и французском. А некоторые экспонаты его коллекции голов приведут в восторг любого антропо… ой. Извините. Перепутал. Головы не у него, у другого вождя, у Кайе Куму, тот действительно кровожадный дикарь и неотесанный тип. Но его владения далеко отсюда.
— Так что ты говорила про прямой смысл, Лав? — быстро сменил тему Том Остин.
— Смысл? — не сразу вспомнила Лавиния. — А-а, да… что не нахожу себе места… А в прямом смысле мистер Олбинет поднял бунт. Сказал, что на полу спать больше не будет ни за какие коврижки. Наспался, дескать, на жестком за последние недели. А разделять с ним супружеское ложе я категорически не настроена, особенно теперь.