В следующие полчаса он потерял всякое представление о времени и пространстве. Запутанные коридоры, прямые и винтовые лестницы, камеры без признака захоронений. И везде — рисунки существ, то отталкивающе безобразных, то по-своему прекрасных. Людей на рисунках не было, и это удивляло. Илья уже почувствовал какую-то тоску по изображениям мумий и кровавых подвигов фараонов, все это стало вдруг таким родным, хотя, конечно, чужой монастырь… Надписи здесь не походили на египетские иероглифы, напоминая клинопись шумеров, но более изящную, легкую, причудливую. И только старший товарищ пер и пер вперед, раздражающе целеустремленно, следуя уже не инструкциям Сатефи, а по большей части своему чутью. Танк уже выдохся бы. Но не Отшельник.
Зал со сводчатым потолком, гранитным полом, прорезанным поперек широким каналом, полным зловонной, коричневой воды, открылся, когда кончился очередной коридор. Вырываясь из-под низкой арки, неведомо откуда тек этот поток, под такую же арку уходя, и кончаясь не иначе как в жабьей преисподней.
Они осторожно водили лучами почти вечных фонарей по источенным временем фрескам. (И здесь — без людей!) Поток несся быстро и упруго, совершенно без плеска, распространяя сильный смрад. Обычному человеку перепрыгнуть или переплыть этот помойный Стикс было невозможно. Вода унесет пловца, и даже они двое, с опытом нечеловеческих прыжков, разбились бы о низкие своды.
Илья растерянно вытер испарину со лба — Отшельник загнал его. Друг расстроенным не выглядел.
— Ну, ты, положим, переберешься по стене, яко паук, а я что?
— Не журися, козаченьку…
Бормоча что-то вроде «так, Сатефи тут говорил… елы-палы, лес густой…», тот подошел к стене, внимательно изучил ее, потирая рассеченную некогда бровь. Прикосновение руки, — и с легким скрипом участок берега сдвинулся. Плита образовала неширокий каменный мост туда, где за каналом темнел квадратный проем.
— Индиана Джонс, прошу любить и жаловать! — Илья и сам удивился своему смеху. Вроде бы, сил смеяться уже не осталось. Друг шутливо раскланялся, отдавая честь фонариком.
Шорох и слабый плеск воды не насторожили их. Но Отшельник, живший и выживший благодаря пионерскому принципу «всегда готов!», перебросил фонарь в левую и достал «Глок». Мало битый Илья еще не успел сориентироваться, когда…
…Голова титанической змеи, порождения саг и легенд, на толстой, как заводская труба, шее, выметнулась из-под воды, блестя зелено-оливковой чешуей и водя по сторонам холодными, пронзительно-желтыми очами со щелями зрачков.
Илья услышал (хотя и не мог бы поручиться), как Отшельник яростно и тихо выругался самым скверным, тухлым словом.
— На выход! Еб-ч-ч… Ну! — Илья зайцем метнулся через мост, не раздумывая и не помня себя, прямо перед мордой твари, от такой наглости только выпустившей изо рта полметра черного раздвоенного языка.
Отшельник прыжками пересек канал, вскидывая руку и выжимая спуск, двигаясь одновременно, змея бросила безмозглую башку вниз, на мостик. Плита раскололась листом стекла, но и австрийское оружие сработало, как всегда, отменно. Сперва левый, потом правый горящий, глянцевый глаз рептилии разнесло гнойной слизью. Только два выстрела — у мага было чему поучиться.
Одна пуля нашла маленький мозг — слепая змея ушла в воду уже мертвой. Поток так же безразлично унес падаль дальше.
Двоим перерезало обратный путь.
— Хорошо, затвор не заело. Уф-ф! — Отшельник замотал головой, словно отгоняя видение того, что было бы, случись иначе.
— Ну, ты… Я просто…
— Вот и помолчи. Тоже, королева в восхищении, королева в восхищении!.. — Отшельник вытер рукавом забрызганный грязной водой лоб. — Жалко зверюгу. Не надо было стрелять! Но все было уж слишком быстро, к тому же я за тебя испугался.
— Спасибо.
— Было бы за что! Вернешь еще. Как нибудь…
Следующий коридор, темный, давящий, бесконечный, привел их к полуотодвинутой каменной двери, выбитые в полу и потолке пазы позволяли ей скользить вбок. Плита была тяжела, видимо, она стояла на каменных роликах, иначе трудно представить, как ее могли двигать. Серо-коричневатая поверхность двери украшалась, если можно назвать это украшением, горельефом: крокодил, пожирающий солнце.
— А зараза-крокодил солнце в небе проглотил… — Илья прислонился к стене, переводя дух. Изогнувшись, по-обезьяньи почесал подмышку под распахнутой курткой. Держался он, как отметил Отшельник, очень хорошо, но уже было видно, что юноша устал. Не столько физически, сколько морально — от массы земли и камня над головой, от отсутствия неба, и от постоянного, неощутимого для обычного человека «сверхзапаха», сулящего опасность впереди, в конце пути.