И крокодил не подвел. Впереди ожидало нечто.
Склеп.
Почти кубической формы комната, метров десять в поперечнике, расписанная все теми же загадочными рисунками даже на потолке. Выхода не было, посередине, на каменных возвышениях, лежали два саркофага дивной, тончайшей работы, правый золотой, левый же — из тусклого, как бы вороненого металла, не схожего ни с серебром, ни с платиной. Отшельнику показалось, что это иридий. Он по своей давнишней, внезапно прерванной работе помнил оттенок сверхтяжелого вещества. Крышка золотого гроба скульптурно изображала лежащую женщину в облегающем длинном платье, со сложенными на груди пустыми руками. Довольно красивую.
Только рук оказалось две пары.
Второй персонаж имел получеловеческое-полуящеричье тело, хвост, обвивающий бедра, и в руках (двух, хотя и похожих на птичьи лапы) сжимал шары величиной с яблоко.
Двое вошли в склеп, причем, не сговариваясь, мысленно извинились перед мертвыми. Илья, некурящий, достал неведомо как завалявшуюся в кармане разовую зажигалку и запалил два факела, в допотопные времена воткнутые в крюки по обе стороны от входа. Факелы вспыхнули порохом. Яркое, не коптящее пламя позволило выключить фонари, и все стало таким, решил Илья, каким было во время похорон.
Щелк! От хвоста чудища на сером саркофаге отскочила чешуйка. Отшельник поднял ее, полюбовался филигранной работой древних и чуждых мастеров. Бросил в угол.
Брам-м-м! Гром родился под землей! Гробы треснули, крышки с лязгом слетели прочь. Две фигуры в желтых от дряхлости свивальниках встали против нелюдей. Смутно подобны человеческим были они, и гигантского роста.
Илья до боли сдавил рукоять пистолета, загоняя в пустую левую кисть судорожный холод боевых энергий, но Отшельник воздел пустые ладони, гулким басом говоря:
— Мы друзья вашего нынешнего владыки! Пустите нас, и покойтесь до конца Света, предки богов!
Мумии, оживленные забытыми силами, вдруг сложились в низком поклоне. Стена напротив с шелестом разошлась, открывая проход дальше. «Во тьму египетскую», — подумал несуеверный Илья. Левую руку отпускало. Они вышли, и в спины им благословением прошелестело из мертвых уст на мертвом языке:
— Да пребудет с вами Аменти!
И долго-долго они шли еще, то спускаясь, то подымаясь к ведомой только Отшельнику цели. У Ильи уже рябило в глазах от стенных росписей и от света ручных фонарей. Слишком яркие, бледно-голубоватые лучи среди тьмы. Он почти ничего не соображал, да еще набросилась душная головная боль, но не было времени остановиться и попытаться подлечить себя.
— Гробница.
— А-а?
— Гробница почти над нами, — пояснил Отшельник. — Та, черная. В нашем мире она соответствовала бы пирамиде Микерина. Сатефи говорил о ней.
— Я себя ощущаю… — Илья прервался, сглатывая остатки слюны, — как в компьютере. Как в стрелялке, понимаешь? Вроде «Возвращения в Вольфенштейн», есть такая старая славная игрушка. Страшненькая такая. Интересно, чем наша кончится? Ты что думаешь?
— Полагаю, мы дошли до конца. Главное чудовище где-то здесь. Аванти, пополо![15] — Отшельник указал вперед.
Коридор завершился. Тускло блеснула металлическая двустворчатая дверь, на половинках — гравированные птицы с человеческими головами. Египтяне изображали так Ба — часть человеческой души, живущую в голове.
Дверь распахивалась от легкого нажатия ладони. Свет болезненно ударил Илью по глазам, Отшельник бессознательно подстроил зрение под новые условия, отчего глазные яблоки его пугающе засеребрились на секунду. Илья не заметил. Он понял уже, что освещение неярко изливается из круглых стеклянных шаров на стенах и ничем не угрожает.
Шары крепились в шандалах чуть выше человеческого роста, а над ними стены уходили во тьму, и никак нельзя было догадаться об истинной высоте кровли этого надгробия, если они оказались в черной гробнице Миторода. Так назвал могущественного предка Сатефи. Митород Первый и единственный. Проклятый при жизни и возведенный в сан святого через четыреста лет после таинственной смерти, с возвращением на трон династии Ниго, потомком боковой ветви которой был и преданный Нарга.
В середине пустого зала из чернокаменного пола, среди желтоватого света, отраженного от темно-золотистых стен, увитых путаницей рисунков и письмен, рос ступенчатый серебряный жертвенник. В день смерти властителя Нами особо доверенные жрецы втайне принесли здесь пятнадцать человеческих жертв. Илья, глядя на прямоугольную в плане вершину пирамидального возвышения, содрогнулся, живо представив потоки крови и предсмертные хрипы. Отшельник, лучше знающий человеческую природу, лишь спокойно подивился столь малому числу умерщвлений. Нравы этого мира, на его умудренный опытом взгляд, отличались чрезвычайной мягкостью в сравнении с земными.