— А я в таком случае хочу спросить у тебя, вожак, — заговорил он, — с каких это пор ты задумался о судьбе пленных настолько, что спрашиваешь совета у стаи?
— Затем, Асмунд, чтобы напомнить тебе, как ты сам оказался в стае, — молвил Тополь.
Кормщик раздул ноздри, сжимая кулаки и борясь с собой.
— Он прав, — неожиданно донесся голос одного из старших лесовиков, брата погибшего Сокола. — Не в обычаях лесовиков брать пленных, и ты оставлял жизнь пленным всего трижды — в год, когда нас разбили и выгнали с родных земель, потом когда мы взяли драккар и наконец сегодня. Те два раза стая была согласна с тобой и потом не жалела о приемышах. — Он покосился на Медведя и Тополя-младшего, первенца своего погибшего младшего брата. Сын Сокола впервые сидел в гриднице со взрослыми мужами, заступив в ней место отца согласно обычаю. — Так держи перед стаей ответ — на что тебе понадобилось спасать им жизнь?
Тополь крепче стиснул руками каравай:
— Когда я ходил на драккаре викингов, меня звали Олавом Эрикссоном. А тот хёвдинг, против которого мы сражались, звался Торвальдом Эрикссоном, и у нас в руках его сын Эрик. Его отец — сын моего приемного отца…
В гридне повисла понимающая тишина. Лесовики хорошо знали, что такое родня, — в стае все считались друг другу кровными родичами или побратимами. Но остальные не желали этого признавать.
— Ты хочешь, вожак, чтобы мы согласились оставить жизнь твоей бывшей родне, хотя эти люди сами проливали кровь наших побратимов? — гнул свое брат Сокола. — Будь справедлив, вожак! Иначе не пришлось бы держать ответа перед стаей!
Сидевший сбоку от Тополя Волчонок напрягся, сжимая кулаки. Он был готов броситься на говорившего через стол и достать его голыми руками. Тополь не удивился бы, разглядев в его глазах медленно загорающийся огонек ярости, но он не смотрел на Недоноска.
— Мне не нужна их жизнь, и я сам могу убить их во славу стаи и в память о павших, — спокойно ответил он. — Я просто хочу испросить у богов знака — что нужно им? И прежде чем исполнить свой долг, посоветоваться с ними — дадут ли они какой-нибудь знак!
— Обратиться к Перуну? — подал голос кто-то из словен. — Добро! Пусть так.
Стая загудела, обсуждая предложение вожака. На том и порешили.
Глава 7
Погребали мертвых у рощи на всхолмии, там же, где с давних пор провожали покойников в иной мир и жители поселка, и нескольких окрестных починков.
Лесовики не сжигали своих умерших, просто возвращали тела земле, из которой все вышли. Но последнее время вместе с лесовиками рядом ложились и словене, и корелы, и обряд поневоле пришлось изменить. Теперь павших опускали в домовину, над которой затем зажигали погребальный костер. И общий пепел засыпали землей.
Погребальный костер был уже сложен, и словенский ведун вместе с вожаком лесовиков совершили последние обряды, когда привели пленных свеев. Оставалась малость — узнать у богов, отправятся ли пленники рабами вслед за павшими в иной мир или останутся на этом.
В том бою уцелело всего пятеро, и они явились все вместе — четверо несли пятого. Торвальд Эрикссон все еще оставался на грани жизни и смерти. Его рана могла воспалиться, но молодой викинг держался твердо. Когда его принесли и осторожно опустили на землю на плаще, он пошевелился и попробовал подняться. Двое его хирдманнов опустились на колени и помогли ему сесть, подставив для опоры свои плечи.
Пока пленных вели и они устраивались у подножия погребального костра, за ними зорко следили десятки внимательных глаз. Все — от собравшихся на тризну поселян до щенят — коршунами смотрели на свеев, подмечая каждое движение, каждый взгляд и вздох. Замечали даже, как скользят по земле их тени, не пролетит ли внезапно птица, не сожмет ли собственное сердце предчувствие. То, что даже пред лицом явной смерти пленные заботились о сыне своего хёвдинга и держались твердо, заставило кое-кого из воинов уважительно покачать головами, но это не могло быть ответом богов.
Ведун, упрежденный заранее, обратился к солнцу, воздев руки:
— Боже великий, Даждьбог огнеликий! Свете преславый, отец огнесущий! А буде ты наш покровитель и заступник от коляды до коляды! А яви ты намо силу и благость свою! Боже великий, Даждьбог огнеликий! Свете могучий, благо несущий!
Тополь, не мешавший ведуну закликать Даждьбога, махнул рукой ждущим в стороне отрокам. Проворно подбежав, один из них протянул ему маленькую плетеную корзинку, где сидел в спешке пойманный дикий голубь-вяхирь. Приняв корзинку, Тополь шагнул к ведуну. Тот должен был выпустить птицу и по ее лету разгадать ответ богов.