— Положи вот сюда, — Иволга показала на скамью, покрытую половиком. Женщина сгрузила свою ношу. Мальчик лежал совершенно расслабленно. Теперь они увидели, что ножки ребенка, босые, торчащие из коротких штанин, атрофированы — непропорционально коротки и тощи. Подруги обменялись взглядами — кажется, дело безнадежно.
— Опять полиомиелит, — пробормотала Иволга на линкосе. Мать ребенка вдруг повалилась на колени.
— О проницательные, на вас только и надеюсь. Как заболел четыре круга назад, так ножки и не ходят. А мальчик умненький, хороший мальчик, отец-то у нас на заработки ушел, да так и не вернулся, я по домам стираю... вы уж простите, вот собрала все, что могла, — она стала доставать какие-то свертки из-за пазухи коты. Ильгет остановила ее.
— Нет-нет, платы мы не берем.
Иволга наклонилась к мальчику, настороженно глядящему на нее.
— На гэллани говоришь?
— Говорю, — буркнул малыш, и даже странно было от него слышать нормальную человеческую речь.
— Как тебя зовут?
— Рени.
Иволга пощупала ноги мальчика.
— Атрофия, — пробормотала она, — мы тут ничего не сможем, Иль... тут нейрохирург нужен. Нановмешательство... И то сейчас уже поздно.
Она замолчала. Даже если забрать ребенка на Квирин — не поможет. Медицина тоже не всесильна. Иволга оглянулась на подругу. Ильгет стояла совершенно неподвижно, и глаза ее вдруг стали очень большими и темными. Как в пещере с дэггером, вдруг подумала Иволга. В каком-то она трансе, что ли...
Ильгет шагнула к ребенку. Как во сне. Положила обе руки ему на голову. Иволга вдруг поняла, что подруга молится. Женщина позади замерла, считая, что происходит колдовское действие. Вдруг Ильгет резко убрала руки.
— Встань, — сказала она на гэллани. Мальчик дернулся... приподнялся... ноги его бессильно свалились со скамьи, мать бросилась было поддержать, но Ильгет жестом остановила ее. Еще секунда — и Рени стоял на своих слабых, атрофированных ножках, а в следующее мгновение он упал, но Иволга успела подхватить его.
— Ну-ка! — Ильгет поддержала мальчика с другой стороны, — шагай! Давай!
Рени, поддерживаемый с обеих сторон, так что нагрузки на ноги почти не приходилось, неуверенно сделал несколько шагов по комнате. Во всяком случае очевидно, что ногами он начал работать. Просто атрофированные мышцы еще не готовы к нагрузке.
Ильгет, очень бледная, с горящими глазами, повернулась к матери, замершей неподвижно.
— Мы объясним вам... надо будет учить его ходить. Ножки слабые, они не умеют двигаться.
Занятия с Эннори продолжались, и что самое удивительное — вскоре к ним присоединилась Рида, а потом еще двое молодых людей из города и один исцеленный от викоты, домохозяин из Мапа. Ильгет дважды приходилось начинать все заново, и занятия шли подолгу, иногда до позднего вечера — вопросов у слушателей было очень много. Иволга тоже прислушивалась, сидя поблизости. Ильгет решила, что стоит рассказать им всю правду. И постепенно ввела их в курс подлинной картины мира — рассказала о том, что на самом деле представляют собой звезды, иные планеты, что и они сами явились с другого мира. И что Христос воплощался именно на Терре, прародине человечества, занимающей совершенно особое место среди других миров.
После рассказов Ильгет учила своих слушателей молитве.
Она сама удивлялась — ведь никогда не готовилась к этой роли и не думала, что вот так придется... и не очень-то подкована в богословии. Однако получалось все легко, понятно, интересно.
И вскоре вышло так, что Эннори остался у них — жить и работать. Ему все равно нужна была работа, а Иволга с Ильгет вполне могли заплатить.
— Слушай, Иль, так ты что, на самом деле будешь их крестить?
— Конечно, а почему бы и нет?
— Но ведь... разве ты имеешь право? У нас на Терре...
— По квиринским канонам — имею, — сказала Ильгет уверенно, — в отсутствие священника, конечно. У нас миряне тоже могут крестить.
— Не знала, — произнесла Иволга озадаченно, и помолчав, добавила, — думала, придется до Квирина ждать.
— Чего? — не поняла Ильгет.
Иволга вздохнула.
— А ты не можешь и меня заодно окрестить?
— Господи! — произнесла пораженная Ильгет, — Иволга! Ты о чем?!
— Да ни о чем... сама понимаешь... решила я вступить в вашу компанию.
— Ой... подожди... — Ильгет отставила свою чашку, — это так неожиданно! Конечно, я все сделаю... и не надо всех дожидаться. Зачем им вообще знать, что ты не крещена?
— Да пусть знают, чего врать-то...
— Да, ты тоже права. Но все равно...
— Я могу и со всеми, Иль. Мне без разницы. Просто я подумала, чего дожидаться, когда еще на Квирин попадем... и доживем ли... знаешь, сагон жив, все может случиться.
— Да, ты права, конечно!
Ильгет помолчала.
— Иволга, а когда ты решила? Когда тот мальчик... выздоровел?
— Нет, раньше, — немедленно ответила Иволга, — с дэггером.
Она опустила голову и продолжала глухо.
— Я тогда уже все поняла. Думала ведь, что все, умрем... и вдруг меня как пробило — есть Он, есть! Любит нас. И потом вот эта мысль, что надо попробовать дэггера на себя переключить. И когда мне это удалось, я поклялась, что обязательно крещусь. Я не все у вас понимаю... Только я теперь знаю, что Он есть. А вот сейчас, знаешь, тебя слушаю, и вроде бы все уже можно принять.
Ильгет решила поторопиться с крещением. Хотя дел было очень много, ложиться приходилось за полночь, а вставать с рассветом — ежедневно она проводила очередное занятие по катехизации. Заставила учеников выучить (повторяя хором) несколько основных молитв — ей самой пришлось перевести молитвы на гэллани (впрочем, тут помогла Иволга, переводы были ее коньком). Наконец Ильгет сочла, что подготовки достаточно, по крайней мере, для того, чтобы принять крещение. Предупредила лишь, что занятия будут продолжаться.
Она решила крестить своих учеников в реке. По идее, можно использовать любую посуду и любую воду, но кто его знает... на Квирине освященная купель, святая вода, священник. А здесь что — корыта из-под воды, которой они омывали викотные язвы. Нет даже Святого Писания, благо, Ильгет помнила почти все Евангелия наизусть, и с помощью Иволги перевела их на гэллани. Лучше в реке, думала она, Богом созданные вода, лес, небо, пусть и не освященные — это все же лучше, чем затхлый дом и старые корыта.