— — Еще она будет извиняться! Че целку с себя корчишь? — Жеррис разразилась потоком нецензурных слов, ее, видимо, понесло. Ильгет отвернулась и стремительно нагнала темп, а то пара «матриц» (так назывались эти черные карманы) уже уехала без начинки.
— Ты смотри на меня, тварь, когда с тобой разговаривают! — Жеррис схватила ее за плечо и развернула.
— Ну-ка без рук, — угрюмо сказала Ильгет, — сейчас охрану позову.
— О! Смотрите-ка на нее! А может, ты стукачка, а? Девки, стукачка!
Женщины загалдели. Ильгет с ненавистью посмотрела на Жеррис. Вот сказать бы ей... да воспитание не позволяет. Сейчас Ильгет остро жалела о своем воспитании, даже выругаться как следует, и то не умеешь...
Да уж. Солдат Вселенной в мировой войне добра и зла.
Ничего они мне не сделают, успокаивала себя Ильгет, равномерно работая. В первые дни поясница просто отваливалась, а сейчас уже привыкла. Ничего... буду держаться поближе к охране. Ну пустят слух, что я стукачка — так это их дела, меня это не касается. Мне с ними в одной камере не спать, слава Богу.
А через месяц штуковина там, под конвейером, рванет...
Ильгет даже остановилась на пару секунд. Работа в цеху в три смены, без перерывов. На обед и ужин водят партиями, в это время конвейер медленнее начинает ползти. Значит, когда эта штука рванет, люди, стоящие рядом, погибнут. А скорее всего, погибнут все, кто будет в цеху — заряд, наверное, немаленький.
Ильгет какими-то новыми глазами посмотрела на Жеррис. Нет, Жеррис, наверное, останется в живых, раз она в той же смене. Хотя неизвестно, может, в этот день Ильгет просто не выйдет на работу. А все эти заключенные, значит, должны взорваться.
Ильгет вдруг стало холодно — в парилке, при семидесяти градусах.
Вся злость на Жеррис прошла.
Вспомнились честные серые, тревожные глаза Арниса: «Придется убивать, Иль, лонгинцев, твоих же братьев».
К тому же и невинных.
И Сайра, возможно, погибнет.
Да, она обещала. И она это сделает. Да, людей жаль, но это война.
А может быть, и не надо этого делать. Ну что она, в сущности, знает о происходящем? Сагоны? Может, это и не сагоны вовсе, а на самом деле, как говорят, Квиринские завоевательные агрессивные планы?
Да нет, чушь. А дэггеры — ведь это же действительно дэггеры. А эти «консультанты с развитых миров» в правительстве — знаем мы таких консультантов.
А уже сотни тысяч погибших в Мелабаре, Цезии, Астанге... включая детей. Это не отпетые зеки. Хотя ведь и среди зеков наверняка есть нормальные люди. Их — жалко. Да что там, эту дуру Жеррис, и ту жалко. Ну не успела еще Ильгет по-настоящему на нее разозлиться. Так, чтобы убить хотелось.
Но Лонгин будет вести бомбардировки дэггерами. Хуже этого — нет ничего.
Но это — Родина, какой бы она ни была. А Ильгет, значит — предатель.
Просто отступать уже некуда... некуда, и придется идти до конца.
Глава третья. Смертельная грань.
Ильгет спала всего часа два и проснулась с туповатой головной болью. За окном было так же мерзко, полутьма, мокрые снежные хлопья. Как с собакой гулять в такую погоду? Ильгет бросила взгляд на часы, маятник мерно дзинькал, а стрелки будто на месте застыли. Пита вот-вот придет, а ужина нет. Нехорошо. Но даже двигаться не хотелось. Даже думать было тошно. Арнис, вяло вспомнила Ильгет. Бомба в цеху. Привычный страх шевельнулся внутри, лучше уж не думать об этом. Иначе открывается бездна под ногами — бездна, в которую так легко соскользнуть. Ильгет почему-то была уверена, что добром вся эта ситуация не кончится.
Лучше не думать. Полежать бы еще. Взять хорошую фантастику, забраться под одеяло... Но Пита вот-вот вернется, и ужина нет. Еще никогда не было, чтобы Ильгет не встретила его с горячим ужином. Она медленно потащилась на кухню.
Что бы приготовить — на скорую-то руку? Яичницу... Стыдно. Подумает, вот жена, яичницей кормит... ну, может, и не подумает. Но все равно стыдно. Ильгет стала чистить картошку. Норка, цокая когтями по паркету, пришла к ней в кухню, легла под столом.
Деятельность немного развлекла Ильгет, она приободрилась. Поджарила мясные полуфабрикаты, тем временем сварилась картошка. В прихожей хлопнула дверь, муж открыл своим ключом. Ильгет побежала ему навстречу. Дежурно чмокнула мужа в слегка колючую щеку. Пита снял шляпу, куртку, оставил ботинки посреди коридора. Прошел в комнату. Норка прыгнула на него, пытаясь лизнуть в лицо.
— Ну, что у нас плохого? — бодро спросил Пита. Ильгет мгновенно скользнула мыслью по-над Бездной... все плохо, что же может быть теперь хорошего? И ответила спокойно.
— Да все хорошо, вроде. Иди в кухню, ужинать будем.
Поели картошки с мясом. Ильгет стала мыть посуду, Пита тем временем рассказывал о своей работе. Как всегда, там были проблемы, кто-то отказывался платить по счетам, кто-то заказал идиотский проект, который придется делать именно Пите... Он рассказывал с сарказмом, остроумно, представляя собеседниках в лицах, пробиваясь сквозь звон тарелок и шум воды. Ильгет кивала и вставляла сочувственные реплики. Потом Пита замолчал, и она почувствовала необходимость поддержать разговор.
— А у нас все скучно, — сказала она, — сегодня вот полаялась с бабами. Ужас какой-то!
— Да? — рассеянно спросил Пита.
— Ага.
Ильгет не знала, что сказать еще. Обычно она и вела беседу. После того, как Пита излагал все новости о своей работе, и говорить становилось не о чем, Пита же еще не уходил к себе, а оставался на кухне. Ильгет первой не могла уйти — это обидело бы его. Обычно она рассказывала о прочитанных книгах, о новостях, стараясь обходить скользкие темы вроде религии. Вообще-то много было таких тем, которые грозили развиться в скандалы.
Но сегодня ей было не до книг, не до мировых проблем — ни до чего. Вот эта липкая серая мутотень за окнами, и нарастающее предчувствие беды — холодком в животе.
А ведь это произойдет, и очень скоро. Мина заложена, и она взорвется. Так или иначе привычный ход жизни будет разрушен. Все кончится. Может быть, не очень хорошее, но мирное, спокойное бытие, к которому она так привыкла — все рухнет.
— Пита, — Ильгет села за стол, глянула мужу в глаза, — я чувствую, что все так ужасно... Тебе не кажется, что на нашей планете происходит что-то страшное?