Поэтому Ильгет не беспокоилась, понимая, что это бесплодие временно. Она с удовольствием читала чужие произведения, участвовала в дискуссиях. И вот однажды прочла предложение Службы Информации об очередном наборе контролеров.
Она подала заявку, прошла тест — и вскоре ее приняли на работу. Работать нужно было не выходя из дома, в Сети.
Платили ей за это всего 300 кредитов в месяц, но этого полностью хватало на жизнь ей и собаке, так что заначку Арниса можно было и не трогать.
Служба Информации — та самая инстанция, которая формирует таинственный ментальный фон, господствующий на Квирине. Тот самый фон, на котором некоторые так неуютно чувствуют себя — земля героев, мечтателей и ученых.
Никакой цензуры на Квирине не существует, свобода творчества и самовыражения — полная. Но каждое произведение, попадающее в Сеть (а туда попадает все — литература, музыка, спектакли, картины, фильмы...) или иным образом продемонстрированное публично, просматривается наблюдателями СИ, обычно такими, как Ильгет — эстаргами, которые временно не работают, или пенсионерами. Работа эта — будто не вполне полноценная, однако тоже полезная обществу.
Ильгет, конечно, специализировалась на литературе. Ее задачей было — прочесть произведение, определить его направленность по основным параметрам и подсознательно-психологическое послание, которое эта вещь содержит. И занести в соответствующий раздел статистики.
Этому приходилось учиться. Такие вещи могут быть определены только человеком, машинному анализу они недоступны. Первое время Ильгет училась, тренировалась на вещах, уже отклассифицированных опытными наблюдателями, но уже через месяц, по точности ее работы, ей доверили оценивать вещи самостоятельно.
Кроме того, Ильгет должна была написать аннотацию к произведению и определить точно его поджанр, с чем, впрочем, автор мог и не согласиться.
Вся работа Службы Информации была «подводной», авторам незаметной и недоступной, и служила только для статистики. Ильгет предполагала, что подобный тотальный контроль мог бы привести к жестокой диктатуре — при которой авторы неугодных государству произведений репрессировались бы, а произведения запрещались. Но этого не было даже в малейшей мере, собственно, в статистику поступали безличные анонимные сведения, об авторе и самой книге знала только Ильгет. В циллосы СИ, и на столы руководства поступали обобщенные данные, без имен и конкретных содержаний, из этих данных формировались графики информационных потоков, и дальше формулировались требования — усилить тот или иной противопоток. Невозможно было ослабить какой-то поток, это противоречило бы свободе самовыражения. Всегда только — усилить противоположный, то есть найти авторов, пишущих в ином ключе, с иным мировоззрением, выдвинуть их на первые страницы сетевых библиотек, прорекламировать каким-то образом.
И это было по-своему, наверное, несправедливо...
Но эти минимальные усилия государства по воспитанию граждан были необходимы хотя бы из-за сагонской угрозы.
Нельзя недооценивать информационную угрозу. Надо поддерживать фон. Надо постоянно поддерживать в обществе желание рожать детей, заниматься наукой, работать, лететь в Космос и в новые колонии, внушать, что быть ученым или воином-героем — это хорошо, а обывателем, владельцем ресторанчика — скучно и мелко. На том стоит Квирин, в отличие даже от планет Федерации. Что наркотики и разврат — это зло, однозначное зло, а спорт и искусство — прекрасно.
Ильгет, проходившая основы информационной войны, все это отлично понимала. Сагонам ничего не стоило бы захватить Квирин, если бы не существовало Службы Информации. Создать поток произведений, рекламирующих индивидуализм, мещанство, антигосударственные настроения, да просто наркотики и разврат — ничего не стоит, тем более, что такие произведения на Квирине есть всегда. Если бы такой поток хлынул — а организовать это сагонам несложно — дух квиринцев очень скоро оказался бы подорван, герои растерялись бы, не зная, за что сражаться, чистые оказались бы развращены, ученые потеряли остроту мысли и творческие способности, возможные лишь при предельном напряжении души и тела. Сагоны получили бы доступ даже на сам Квирин.
Они именно потому здесь и не появлялись — им не за что было зацепиться.
По сути дела, то, чем занималась Ильгет в СИ — было той же самой профилактикой сагонской инвазии. Что несколько успокаивало ее — пусть так, но она выполняет ту же работу, что и ее товарищи в ДС.
Малышка росла и развивалась, и вскоре Ильгет ощутила легкие толчки в живот. Эти ощущения наполняли ее счастьем. Миран еженедельно осматривал ее и поражался — беременность протекала так, будто у Ильгет никогда не было никаких проблем со здоровьем.
Как-то незаметно подступило Рождество. Праздник Ильгет встречала вместе с Беллой, но у себя дома — она взяла к себе и крестников.
— Весело у тебя теперь, — сказала Белла, глядя на малышей, возившихся на полу с четырехмесячной собакой, Ноки была постоянной любимой живой игрушкой.
Они вернулись из церкви, весело поужинали все вместе. Молились и пели песни, потом играли с детьми в новую электронную игру. А вот теперь малыши возились с собакой, а старшие присели на диван, Белла — с бокалом вина, Ильгет — персикового сока.
— Скоро их будем укладывать, — сказала Ильгет, — и так им сегодня попозже разрешено... У бабушки они ложатся в восемь.
— Они долго у тебя пробудут?
— До самого Нового Года. А что — пусть... мне веселее. Я вообще никогда не знала, что с детьми так здорово может быть. Может, я сама на ребенка чем-то похожа, не знаю...
— Да уж.. дитя мое. Иль, а что твоя мама, кстати? Ты ведь ей писала?
— Она отказалась ко мне приехать. Вроде, там у нее своя жизнь... Поблагодарила за подарки, попросила прислать фильм о малышке, когда родится.