— Забавно было наблюдать за вами. Вы так долго меня искали. А я был рядом... Никогда не судите людей по внешности, по занимаемым постам. Любопытно, правда... и прямо-таки горячий материал, Арнис, не так ли? Пьянчужка и ночной сторож вершит судьбы мира. Ну хорошо... теперь наступает самое интересное. Теперь пришло время побеседовать с вами... С кого же мы начнем? Ну что ж, пожалуй, с тебя...
Он подошел к Арнису. Световой столб вокруг пленника погас. Арнис ощутил возможность двигаться, и в ту же секунду щелкнув пальцами, выстрелил из минипраллей, укрепленных на куртке в виде бляшек. Тонкие лучи скрестились на груди сагона... Тот лишь улыбнулся.
— Ну что ты, Арнис. Я так давно работал над этим телом... с тех самых пор, как ты убил меня в последний раз. Я не отдам его легко. Да и вообще я не планирую его оставлять пока. Вот что... пожалуй, для беседы мы переместимся.
Он протянул руку и коснулся плеча Арниса.
Наступила темнота... все поплыло перед глазами. В следующий миг Арнис очнулся — он стоял у подножия Лестницы.
Куда-то исчез подвал, Ильгет... да и сагона рядом не было. Под ногами клубилось что-то неопределенно-серое — облака? Вверх уходила эта злосчастная лестница. Огромные, крутые ступени. Каменные, чуть шершавые, поверхность не обработана. Арнис поднял голову... Верхний край лестницы скрывался в неясной дымке.
И почему-то ясно, что по ней, по этой лестнице надо идти. Подниматься. Арнис перекрестился и двинулся вверх.
Огради меня, Господи, силою животворящего Креста Твоего, и сохрани меня от всякого зла. В руки Твои, Господи Иисусе Христе, Сын Божий, предаю дух мой. Ты же прости меня и помилуй, и жизнь вечную даруй мне. Аминь.
Не таким уж долгим оказался подъем. И в конце — железная, приржавевшая и грязная дверь. Как в подвале. Арнис толкнул ее.
Хэрон. Он точно знал, что это был Хэрон. Так ведь сагон и сам назвался... «с тех пор, как ты убил меня в последний раз». Но тогда они были вдвоем с Ильгет... Что ж, посмотрим, что выйдет на этот раз.
Хорошо, что первым он взял меня. И что Ильгет жива... жива? По крайней мере, я видел ее живой. Будем думать так.
Хэрон — бывший алкоголик Влай Дидар, волшебно преобразившийся, сидел за небольшим письменным столом в кабинете Пална. Как здесь оказался этот кабинет — Бог весть. Но обстановка воспроизведена совершенно точно. Даже Галактическая Спираль пресловутая мерцает на стене. Интересно, Палн — эммендар? Или просто ясновидящий, искренне уверенный, что получает информацию от неких «высших слоев», а не от пропитого ночного сторожа за стенкой...
А ведь наверное, просто ясновидящий.
— Здравствуй, Арнис, еще раз, — произнес Хэрон радушно, — присаживайся.
Арнис сел напротив сагона. Словно интервью брать...
— Ну что, ско... На этот раз ты проиграл, не так ли?
Арнис улыбнулся.
А почему мы, собственно, считали, что в глаза сагону смотреть — страшно? Неприятно, конечно, но не более того.
— Глупости, сагон. Проигрываешь всегда ты.
— Вот как? Может быть, это ты обладаешь вечной жизнью... и моими возможностями?
— Вечная жизнь — для того, чтобы вечно проигрывать. А возможности... не так уж много они значат. Я счастливее тебя.
— Так же, как бессловесная тварь счастливее человека.
— Не так же, и ты это знаешь.
— Ты гордишься своим разумом, Арнис. А так ли он прочен?
Арнис быстро перекрестился. Он ощутил это, как легкий удар, как давление в области лба. И... ничего больше.
— Чем ты хочешь меня запугать теперь, сагон? Смертью, болью? Я почти два десятка лет в ДС. Гибелью близких? Я готов к этому. Виной — тем, чем ты так любил меня доставать? Я смирился с тем, что виноват во всем. У тебя ведь и рычагов-то не осталось, Хэрон. Чем ты хочешь меня соблазнить? Еще смешнее. Мне ничего не нужно, кроме любви Божьей, а это единственное, чего ты мне не можешь предложить.
— Ну почему же не могу? — усмехнулся Хэрон, — ты так уверен в этом? А вот кнасторы считают иначе. Я — слуга Создателя... это звучит...
— Ну я-то не кнастор. Ни меня, ни Ильгет вам с самого начала не удалось бы окольцевать, ты это знаешь. Для меня Господь один.
— А ты не можешь представить, что мы оба служим Ему, только по-разному?
Арнис выпрямился, посмотрел сагону в глаза.
— Не лги, Хэрон. Вы не знаете Бога, ты и сам говорил об этом, и всем это известно. Не забудь, я знаю о вас очень многое и в состоянии отличить ложь. Хэрон... как страшна ваша участь. Как бессмыслен ваш удел в вечности. Вы бессмертны, а мы проживаем всего сотню лет. Но Хэрон, ты же знаешь цену этому бессмертию.
— О чем ты говоришь? — холодно спросил сагон.
— О вашем фальшивом бессмертии. Хэрон... Вы не бессмертны. Вы мертвы. Вы не можете умереть именно потому, что вы давно уже умерли. Вы не боитесь ада, потому что вы давно уже в аду...
— Ад... — прошептал Хэрон, — нет, Арнис, ты не знаешь, что такое ад. Вот Ильгет знает... Вот с ней я поговорил бы об этом.
— Ад для нее — рядом с тобой. Но и в аду ее не оставил Господь, и там ей знакомы жизнь и счастье. Вспомни, какой она была тогда, что с ней сделали. Только она и тогда могла славить Господа, а вот ты... ты, всемогущий, сильный — ты этого не можешь. Я ведь говорил с ней, спрашивал ее.
— Я знаю...
— Самое страшное в этом аду — не мучения, все, что относится к физическому телу, человек может вообразить. А страшно там невообразимое. То, как изменяется время... Так ведь, Хэрон, вы и есть в этом самом невообразимом аду. Вы не знаете, что такое физическая боль. Или душевная, у вас и души-то нет. Но не зная боли, вы не знаете и любви. И время для вас — вечное Сейчас. Вечная мука этого мгновения.
— Арнис, я не знаю, не понимаю, кто дает тебе силу... Я ведь уже давно пытаюсь ударить тебя. Но что-то отбрасывает назад. Однако пойми, это — еще более опасно, чем мы... мы всего лишь бережем вас от большей опасности. В Космосе есть существа куда страшнее нас. Если бы вы... если бы вы послушали нас, пошли за нами, вы тем самым убереглись бы от страшнейших демонов.
— Это уже что-то новенькое, Хэрон. Только что придумал? Молодец. В воображении вам не откажешь, — усмехнулся Арнис.
— Ты так уверен в себе?
— Я уверен в Господе моем. Он защитит меня от любых демонов, Хэрон. Господь — крепость и защита моя, кого мне бояться? Это тебе надо бояться, Хэрон. И ты боишься, ты трепещешь каждую минуту...