– Да нет, насчет этого я не волнуюсь. Вроде, от иллюзий уже избавился, – вздохнул Ландзо.
– Но это не иллюзии.. это действительно свои, – возразила Ильгет, – просто вся жизнь у нас такая. Выбираешь между большим грехом и меньшим. Ругаешь себя за то, что стрелял в своих, а если бы отказался идти на эту войну – было бы еще хуже.
– Да уж, – согласился Ландзо. Арнис тихонько сказал:
– Может, ложным пророкам верна, бесконечно и так одиноко, я иду по неверной дороге...
Вскоре Ландзо попрощался и ушел. Ильгет сказала Арнису.
– Приятный парень, хороший. Думаю, он в нашем отряде приживется.
– Мне он тоже понравился, – согласился Арнис.
– А как он вообще попал-то на Квирин? Ты о нем знаешь что-нибудь?
Арнис взял Ильгет за плечи, усадил в кресло. Сам примостился рядом.
– Я не так много знаю... Жизнь у него сложная очень была. Что такое анзорийская община, я тебе уже рассказывал. Так вот... в одной из этих общин жил парень по имени Таро Энгиро.
– Сын? Того самого Энгиро?
– Точно. Когда он погиб, сына его просто отдали в одну из общин. Но Таро помнил какие-то адреса, имена... очень смутно, на всякий случай. И у него были два друга – вот этот Ландзо и еще один мальчишка. И однажды Ландзо грозила опасность, его там обвинили в чем-то несправедливо... и все трое решили бежать. Им нужно было до столицы добраться, и там найти квиринского наблюдателя. По дороге... по дороге Таро и второй парнишка погибли. Ландзо дошел. Еле-еле, конечно, раненый, больной...
– Господи, какой ужас, – пробормотала Ильгет.
– Кстати, для лервенца христианство, крест – это самое страшное, что можно придумать. Потому что в Бешиоре, ты же знаешь, эта ересь на государственном уровне, так они тоже используют крест как символ. И однако вот... он решился. Как я понял, на него большое впечатление произвел этот его друг... Герт.
– Подожди... я, кажется, его знаю! Такой невысокий, темноволосый... А жена его работает в общине, как же ее зовут...
– Да, Сэйн.
– Точно. Ну всех в общине уже более-менее знаешь. Слушай, Арнис, ну объясни ты мне – почему меня все тащат в крестные? Ведь выбор-то большой...
– А ты сама-то не понимаешь? – спросил Арнис. Ильгет с удивлением уставилась на него.
– Нет.
Он тихо погладил ее по голове, слегка прижался.
– Милая моя. Золотинка. Ты просто лучше всех, понимаешь?
– Ну для тебя...
– Нет. Ты объективно – понимаешь, объективно лучше всех.
– Сейчас я возгоржусь.
– Ты – нет. Тебе это не грозит.
Арли доползла до статуэтки Святой Дары и попыталась стащить ее с подставки. Арнис вскочил и немедленно принял меры, оттащил возмущенное дитя в сторону и предложил ему в качестве замены яйцевидный пульт цветомузыки.
В начале мая Эоли протестировала малышку Арли и сочла, что та вполне созрела для посещения школы.
Теперь у родителей появилась новая забота: ежедневно возить двухлетнюю девочку в школу, и оставаться там с ней два или три часа. В основном этим занималась Ильгет, потому что подготовка ДС вновь стала экстремальной, Арнис занимался 3-4 раза в неделю, да еще дважды дежурил в СКОНе, зарабатывая деньги для семьи.
Времени у него оставалось немного.
Но Ильгет нравилось ездить в школу с Арли. Перед ней открывался совершенно новый мир...
Ей предстояло пройти со своими детьми весь путь, который знаком каждому квиринцу. Детство Арли уже сейчас очень сильно отличалось от ее собственного. Вот и в школу малышка начала ходить уже в два года. Правда, школа эта была – зал с той же самой «обогащенной обстановкой», где полтора десятка малышей сами выбирали себе занятия, а учительница – ее звали Атена – подходила по очереди к одному, к другому. И как-то быстро, легко, играя, дети изучали с ней чтение, цифры, геометрические фигуры и еще что-то. Полчасика в день дети занимались все вместе – игра на детских флейтах и ксилофонах, ритмическая гимнастика или просто общие игры.
Ильгет нравилось, что никого из детей не торопили. В школу и поступали не в определенном возрасте, а при достижении школьной зрелости: когда ребенок свободно овладевал речью и начинал интересоваться сверстниками. У одного эта зрелость наступала в 2 года, у другого ближе к трем. И в самой Первой Ступени не существовало никаких обязательных сроков обучения. Один малыш учился читать два месяца, другой – два года. Не было и оценок, конечно, и вообще каких-то требований – у таких малышей все строилось на игре.
И удивительно, месяца через три Аурелину стало трудно узнать: не то, чтобы она овладела беглым чтением, но слова разбирала довольно бойко (буквы с детьми, собственно, изучали с самого рождения). И с математикой, и с рисованием все шло прекрасно. И в целом девочка как-то повзрослела, научилась убирать за собой игрушки (так было принято в школе), стала более самостоятельной. Ильгет поражалась дочери – на Ярне многие вещи, которые она проделывала, не были доступны и семилетним детям – и от возведения Арли в ранг вундеркинда спасало лишь то, что в школе, собственно, все дети ее возраста были развиты примерно так же.
Арниса же совсем не удивляли умения Арли. Он все это принимал как должное. Его гораздо больше интересовали в дочери тонкие и пока еще малозаметные проявления индивидуальности.
Каждое слово, действие, достижение или неудача Арли становились предметом живого обсуждения между родителями. Так важно было понять – куда движется эта маленькая личность, чего она хочет, для чего она создана Богом. Арли была очень живым и подвижным ребенком, больше всего любила, пожалуй, лазать, прыгать и плавать. Куклы ее не волновали совершенно, и очень мало интересовала младшая сестра. Никакой особой ревности, ну разве что совсем мелкие проявления. Все занятия – музыка, рисование, чтение, танцы – вроде бы увлекали Арли, но ненадолго, не было у нее особых предпочтений. А вот езда верхом на луке папиного седла или покорение какой-нибудь горки – вызывали у нее восторг.
Арли охотно общалась со взрослыми, умиляя всех недетски кокетливыми манерами, вела умные речи, читала вслух стишки и пела песенки. Ильгет даже думала, что лучше бы Арли была поскромнее. И ей часто казалось, что Дара вырастет вот именно таким идеалом – малышка была уж очень тихой и спокойной. Правда, и ползать она начала лишь к пяти месяцам, да и вообще двигалась мало, в отличие от сестры. Мало общалась с миром, все время казалась погруженной в себя.
На то время, когда Арли была в школе, Дару отдавали в детскую группу, где за грудничками и ползунками ухаживали по очереди школьники II ступени – 8-12 лет. Дежурили и девочки, и мальчики. Глядя, как ловко мальчишки управляются с грудничками, Ильгет начинала понимать, почему уход за ребенком с самого начала не вызывал у Арниса никакого страха или неуверенности. Он сразу стал брать новорожденную дочку на руки, переодевать, купать с той же спокойной уверенностью, с какой управлял ландером или ракетометом.
Его просто научили этому.
Итак, месяца через три после поступления в школу Арли окончательно освоилась там и перестала нуждаться в присутствии матери. Атена предложила Ильгет оставлять дочку одну. Теперь с утра Арли забирал школьный аэробус, и он же привозил ее через три часа домой. Ильгет уже никуда не надо было уходить, и весь день она посвящала уходу за Дарой, работе в СИ и писанию своего романа. Арнис, как обычно, старался взять на себя как можно больше, но сейчас это ему плохо удавалось, разве что по выходным – слишком уж много было тренировок и учений, да еще дежурства. Теперь он всегда брал с собой Ноки.
Ильгет вначале услышала знакомое цоканье когтей, сердце вздрогнуло радостно – но подняться и пойти навстречу любимому она не могла, сидя в кресле в гостиной, вытянув ноги на диван, кормила Дару. Малышка сладко и ритмично водила губками, сосредоточенно глядя голубыми глазами. В коридоре послышался топоток, Арли помчалась встречать папу. Ноки влетела в гостиную, бешено виляя хвостом. Ильгет, улыбаясь, приласкала собаку одной рукой. Арнис появился в дверях – огромный, могучий в защитном бикре, и с Арли на руках. Не опуская девочку на пол, он широкими шагами подошел к Ильгет, наклонился и поцеловал ее в шею, чуть ниже ушка.