Евреи поклялись. Но если не закон, то обычай запрещает использовать для нужд святыни золото из собственности монастыря, пусть даже дружественного. Думали они думали и, наконец, решили слепить из золотого слитка шар и водрузить его на крышу новой синагоги в качестве символа.
Золотой шар и поныне сияет на крыше возведенной тогда синагоги. Пожалуй, это единственное, что еще как-то связывает евреев Восточной Европы с их былой родиной.
Эту историю поведал мне один старый еврей. По роду занятий он был переписчиком Торы, одним из тех, кого называют «софрим»[30]; человеком благочестивым, мудрым и бедным. Противником сионистов.
«Скоро, — сказал он, — закончится срок херема (проклятия), наложенного на Испанию. Я не против, если мои внуки туда поедут. Евреям не всегда жилось там худо. В Испании были и благочестивые люди, а где есть благочестивые христиане, там и еврею жить можно. Страх Божий все же верней, чем этот ваш модный гуманизм».
И не знал он, старик, того, что гуманизм давно уже вышел из моды. Он был всего-навсего бедным переписчиком Торы.
Еврей едет в Америку
Несмотря ни на что: хотя, казалось бы, квота для еврейских иммигрантов с востока Европы в несколько раз превышена, хотя американские консульства требуют столько бумаг, сколько не требует ни одно консульство в мире, — несмотря ни на что, евреи Восточной Европы по-прежнему едут в Америку.
Америка — это далекая даль. «Америка» значит «свобода». В Америке у тебя всегда найдется какой-нибудь родственник.
На европейском Востоке трудно встретить еврейскую семью, которая не имела бы в Америке какого-нибудь кузена, какого-нибудь дяди. Он уехал лет двадцать назад. Удрал, чтобы не забрили в солдаты. Или же дезертировал после того, как комиссия признала его годным к воинской службе.
Если бы не вечный страх, евреи могли бы по праву гордиться своей принадлежностью к самому миролюбивому народу на свете. Родные державы, Россия и Австрия, долгое время считали их недостойными нести военную службу. Только когда евреев уравняли в гражданских правах с остальным населением, их стали призывать в армию[31]. Получилось, в сущности, уравнение не в правах, а в обязанностях. Если раньше к евреям придирались только гражданские власти, то теперь стали придираться еще и власти военные. Позор своей непригодности к армейскому делу евреи несли с большой радостью. Когда их удостоили великой чести: воевать, шагать в ногу и погибать в бою, — они погрузились в печаль. Приближаясь к двадцатилетию, всякий, кто по причине крепкого здоровья мог опасаться призыва, норовил улизнуть в Америку. У кого не было денег, тому приходилось себя калечить. За несколько десятилетий до начала войны по местечкам Восточной Европы прокатилась повальная эпидемия членовредительства. От ужаса перед солдатчиной еврейские парни подставляли под топор пальцы рук, перерезали сухожилия на ногах, брызгали ядом в глаза. Они становились доблестными инвалидами, они слепли, хромели, кривели; они шли на тяжелейшие долгие муки. Они не хотели служить, не хотели идти на войну и гибнуть. Их разум был всегда начеку и считал, не переставая. И по расчету их светлого разума выходило, что жить хромым все же выгодней, чем помереть здоровым. Рациональный расчет подкреплялся соображениями благочестия. Мало того что умирать за какого-то императора или царя — это глупо; но и жить вдали от Торы, противно заповедям Торы — это грех. Грех есть свинину. Грех в шабат стоять под ружьем. Грех заниматься шагистикой. Грех поднимать руку, не говоря уже о мече, на ни в чем не повинного чужака. Самыми храбрыми героями пацифизма были евреи Восточной Европы. Они претерпели за пацифизм. Они добровольно себя калечили. Но поэм о подвигах этих евреев никто до сих пор не сложил.
— Комиссия! — разносился по местечку крик ужаса. Имелась в виду военно-врачебная комиссия, объезжавшая маленькие городки для набора рекрутов. За несколько недель до того начинались «пытки». В надежде на то, чтобы ослабеть, чтобы надорвать сердце, еврейские парни подвергали себя изощренным пыткам. Они не спали, курили, бродяжничали, они пускались в бега, ударялись во имя праведной цели в разгул.
31
В Австро-Венгрии призыв евреев в армию стал возможен с 1788 г., в Российской империи — после выхода указа Николая I в 1827 г.