И вот он замер еще более неподвижный чем статуя. И вот Коринна тоже еще более неподвижная чем статуя, тоже жадно пытающаяся увидеть что происходит там за рощицей, не разжимая губ, не поворачивая головы, не повышая тона, бросает, совсем так как недавно когда она поспорила с Рейшаком: «Холуй несчастный». А он так сказать целиком уйдя в два окуляра огромного бинокля, конечно даже не слыша, или возможно отдавая себе отчет что она к нему обращается но даже не пытаясь ее слушать, не стараясь даже вникнуть в смысл ее слов, твердил: «Да-да, она совсем неплохо прошла на пробном галопе, да-да, именно так, надо бы ее… Да: вон она, вон скачет…», а вокруг них мерный гул голосов зрителей, замешкавшихся при заключении пари, хлынувших к барьеру или осаждавших трибуны подобно медлительному черному прибою, хотя многие бежали, уже не глядя себе под ноги, все головы были повернуты в сторону рощицы, и тех что еще бежали и тех кто уже устроился на трибунах или успел взгромоздиться на стулья разбросанные тут и там по лужайке: фарфоровые размалеванные личики манекенов окруженные фотографами, морщинистые и пергаментные физиономии старых полковников в серых котелках, лица миллионеров с повадками барышников, торговцев чем ни попадя или виноделов или наследственных от отца к сыну биржевых игроков, ростовщиков, владельцев скаковых конюшен, женщин, рудников, целых жилых кварталов, трущоб, вилл с плавательными бассейнами, замков, яхт, негров или индейцев усохших до состояния скелетов, игральных автоматов больших и малых (от семиэтажных зданий из камня, бетона и стальной арматуры до пестро как леденцы раскрашенных и мигающих дешевых аппаратов вырезанных из жести): род, или класс, или раса, отцы коей, или деды, или прадеды, или прапрадеды в один прекрасный день нашли способ с помощью прямого насилия, хитрости или принуждения осуществленного более или меиее законным манером (пожалуй более чем менее, если учесть что во все времена право, закон работали на обожествление, обоготворение силы как таковой) нашли способ сколотить состояние которое они нынче и тратили но которое, вследствие некоего неизбежного и закономерного проклятия, неотторжимого от насилия и хитрости, обрекло их наблюдать как вкруг них кишит вся эта фауна стремящаяся в свою очередь захватить (или воспользоваться) такое же самое состояние (или просто наткнуться на столь же счастливый случай) тоже прибегая к насилию или хитрости, и первым лишь с помощью довольно сложных трюков удавалось (дыша одним и тем же воздухом, топчась на одном и том же пыльном гравии, так как будто они находились в одном и том же салоне) не только изображать что не замечают присутствия вторых, но — возможно — и вообще их не видеть: этих типов заключающих пари с их сомнительными занятиями, с их сомнительной чистоты воротничками, с их сомнительными мордами, с их ястребиными глазами, с неумолимыми, застывшими, разочарованными, изглоданными, разъеденными страстью лицами: северо-африканских чернорабочих заплативших почти половину своего поденного заработка за одно лишь право влюбленно поглазеть вблизи на лошадь на которую они поставили весь свой недельный заработок, сутенеров, спекулянтов, жучков, подмастерии, шоферов автобусов, полицейских комиссаров, старух-баронесс, и тех что явились еюда только потому что нынче хорошая погода, и тех что все равно явились бы сюда, даже если бы пришлось шлепать по грязи и стучать от холода зубами под порывами ледяного ветра, даже если бы разверзлись хляби небесные, и все они сейчас теснящиеся на трибунах похожие на затейливо украшенный фигурками торт плывущий в небе рядом с неподвижными облаками, точно сбитые сливки, нечто вроде меренгов, другими словами пухлые, вздутые в верхней своей части и плоские в нижней как будто их взяли и уложили рядком па невидимую стеклянную дощечку, вытянули по шнуру ряд за рядом по ранжиру а дальше перспектива сводила их в одно целое (как стволы деревьев вдоль дороги) чтобы там, ближе к подернутому дымкой горизонту, сжать их в сплошную застывшую пелену потолком нависшую над кронами деревьев и чахлыми заводскими трубами, так что если всмотреться получше можно было заметить как все небо целиком неприметно скользит, как его сносит подобно снявшемуся с места архипелагу, тащит над домами, над неестественно зеленым дерном лужайки, над рощицей справа от которой наконец появились лошади идущие сейчас шагом к старту: не одна, не три или десяток но, в пестрых смешавшихся пятнах камзолов, волнистых хвостов, в самой поступи благородных животных, высокомерно переставляющих ноги кажущиеся отсюда не толще былинки, возникло вдруг некое видение, нечто средневековое, сверкающее там вдали (и не только там вдали, в дальнем конце поворота, но как бы выступившее если можно так выразиться из глуби веков, на поле блистательных битв где, на протяжении одного солнечного утра, одной стремительной атаки, сокрушительного галопа, теряют или завоевывают целые державы а заодно и руку принцессы); потом Иглезиа увидел его самого, как рассказывал он нам позже, выдернутого из группы, отделенного биноклем от безликой радужной пестроты, на той самой кобылке похожей на каплю расплавленной светлой бронзы, его в черной жокейской шапочке и ярко-розовом с лиловатым оттенком камзоле в которых по ее желанию щеголяли они оба (Иглезиа и де Рейшак) нечто вроде символа сладострастия и похоти (наподобие цветов того или иного монашеского ордена или вернее эмблемы вполне определенной так сказать оплодотворительной функции), уже можно было различить между тем и другим (между шапочкой и камзолом) это на редкость ничего не выражающее, казалось бы лишенное мысли и чувства лицо, даже не сосредоточенное, или внимательное: а просто-напросто бесстрастное (по словам рассказывавшего об этом позже Иглезиа, он подумал: «Но тогда черт бы его побрал пусть бы разрешил скакать мне. Если это только для такой вот демонстрации, ну и ну! На что он надеялся-то? Что после этого она только с ним одним будет спать, что она лишит себя удовольствия обманывать его с первым встречным просто потому что мол увидит его верхом на этой лошадке? Не я, так другой нашелся бы. Потому что она уже в охоту вошла. Да еще при такой хреновой погоде вот уж действительно ни к селу ни к городу. Еще до старта она уже вся взмокла!..»), и уже можно было видеть словно они находились всего в нескольких метрах отсюда шею лошади покрытую серой пеной в том месте где ее касались поводья, вся группа, весь этот священный и средневековый кортеж по-прежнему держал путь к каменной стенке пересекшей теперь развилку, и вот уже опять лошадей скрыла по самое брюхо живая изгородь так что нижняя их половина исчезла будто их перерезало вдоль только спины казалось скользят по зеленеющей ниве как утки по неподвижной глади пруда мне было видно их по мере того как они сворачивали вправо на дорогу между высоких откосов и он во главе колонны словно дело происходило на параде Четырнадцатого июля один потом два потом три потом первый взвод весь целиком потом второй лошади спокойно шли шагом совсем как те игрушечные лошадки с которыми когда-то играли дети вроде какие-то морские животные плавающие на брюхе подгребая воду невидимыми своими перепончатыми лапами медленно скользя друг за дружкой с одинаково округло изогнутыми шеями как у шахматных коней с одинаково измотанными всадниками одинаково ссутулившимися наполовину убаюканными этим монотонным движением готовыми заснуть тут же в седле хотя уже давно рассвело заря окрасила небо в розоватые тона поля вокруг лежали разомлевшие тоже еще наполовину сонные, от земли поднимался влажный парок с травинок должно быть свисали хрустальные капли росы которые скоро выпьет солнце я без труда узнавал его там впереди эскадрона по его манере держаться в седле очень прямо в отличие от всех своих обмякших спутников так словно его не брала усталость, примерно половина эскадрона уже свернула на дорогу но вдруг отхлынула к перекрестку другими словами совсем как аккордеон точно их отбросило назад каким-то нажатием невидимого клавиша, задние еще продолжали двигаться вперед тогда как голова колонны словно бы так сказать укоротилась шум донесся только спустя мгновение (возможно через какую-то долю секунды но очевидно все-таки больше) и тогда во всесветной тишине произошло лишь вот что: маленькие деревянные лошадки и их всадники в беспорядке отброшенные друг на друга совсем так как падают цепочкой шахматные фигурки не сплошной звук падения а как бы с легкими заминками вызывающий в уме вполне определенное представление о шахматных фигурах из слоновой кости падающих одна за другой барабанящих по шахматной доске вот скажем примерно: так-так-так-так-так захлебывающиеся в спешке пулеметные очереди наслаивающиеся друг на друга если можно так выразиться громоздящиеся друг на друга затем пад нашими головами раздался перебор невидимо протянутых дрогнувших гитарных струн плетущих невидимую воздушную цепь скомканной шелковистой смертоносной мелодии поэтому-то я и не услышал приказа а только увидел как начиная с первых рядов и постепенно приближаясь ко мне люди наклоняются к седлу а правые их ноги одна за другой перелетают через лошадиные крупы наподобие страниц книги перелистываемой с зада наперед и очутившись в свою очередь на земле я поискал взглядом Вака чтобы передать ему поводья а правая моя рука закинутая за спину вела борьбу с этим сволочным спусковым крючком карабина потом на нас уже сзади налетел громовой перестук копыт несущихся галопом обезумевших лошадей без всадников прижавших уши с расширенными от ужаса глазами пустые стремена и ненужные уже поводья хлестали воздух извиваясь как змеи и позвякивая, две или три уже окровавленные лошади и на одной еще держался всадник крикнувший Сзади тоже они они дали нам пройти а потом, конец фразы унесло вместе с ним пригнувшимся к холке лошади с широко открытым как зияющая дыра ртом и теперь я уже боролся ию со спусковым крючком карабина а боролся со своей клячей которая начала хрипеть высоко вскинув голову вытянув словно мачту шею и так сильно скосив глаза будто она пыталась заглянуть себе за уши неудержимо пятясь назад не отпрянув одним махом а так сказать методически переставляя одну ногу за другой а я безжалостно звонко хлопал ее по морде так что чуть не вывихнул ей челюсть твердя Да ну Да ну же как будто опа могла расслышать меня среди этого хаоса и рева все подтягивая и подтягивая поводья так что мне удалось наконец потрепать ее ладонью по холке повторяя Ну ну да ну же… пока она окончательно не остановилась вся сжавшись напружившись дрожа всем телом расставив ноги врытые в землю как столбы и в то время как я возился с ней очевидно дали какую-то другую команду потому что я догадался (не видел нет так как был слишком занят лошадью, но почувствовал, почуял) что среди этого переполоха этой неразберихи они все снова вскочили на коней я приблизился к своей лошади (все такой же неподвижной такой же застывшей будто она была деревянная) как можно осторожнее опасаясь как бы она от пережитого страха не встала на дыбы или не упала бы па галопе как раз когда я буду вдевать ногу в стремя по она по-прежнему не шевелилась только стоя на месте вся дрожала как мотор работающий на малых оборотах и спокойно дала мне вдеть ногу в стремя даже не шелохнувшись, только вот когда я схватился за седельную шишку и заднюю луку намереваясь вскочить в седло оно вдруг сползло лошади под брюхо, этого номера я как раз и ждал уже три дня я пытался найти кого — нибудь с кем можно было бы обменять эту слишком длинную для моей теперешней лошади подпругу вполне подходившую Эдгару которого я вынужден был бросить но пойди сговорись с этими крестьянами нм скажешь хочу мол сменить подпругу а они подумают что ты их облапошить хочешь и у Блюма подпруга тоже была слишком длинная так нужно же было чтобы такой номер случился со мной как раз в ту минуту когда по эскадрону били и били разом со всех сторон но у меня времени не было даже на то чтобы чертыхнуться д