— Колдовать в этих стенах могу только я, — сообщил Кледвин.
Он подошел, с размаху ударил Патрика по зубам. Второй удар пришелся в живот, Патрик пытался закрыться, выставив локоть, но силой дядюшка обладал недюжинной, и сопротивления даже не заметил. Подсечкой он повалил Патрика на пол, пнул по ребрам мыском окованного железа сапога. Прокусив губу, Патрик подавил вскрик, попробовал отползти и встать, заодно присматривая, какой табурет схватить, чтобы использовать заместо щита. До ближайшего оставалось три шага. Кледвин наблюдал за племянником спокойно, больше не двигаясь с места.
— Ты жалок, — сообщил он. — Такой же, как и все остальные из нашей семьи — все, кого я убил. Мне докладывали о твоих подвигах, расписывали тебя как головореза. Как пирата, не боящегося ни боги, ни черта, готового на все ради добычи и хорошей драки. В Берланде ты наделал немало шума — а теперь я вижу перед собой патетического дворянчика, гораздого лишь на филистерские самооправдания. Не хочешь помогать мне, Рикки? Не беда, будешь сидеть на цепи, а со Стефаном я покончу как-нибудь сам. Тогда, после победы, и казним тебя в Тельгарде на Площади Древних, на глазах у всего народа.
— Блистательные планы, — прохрипел Патрик, выпрямившись. Челюсть порядком болела, колени дрожали, а от сломанной шпаги не было больше никакого толку. — Удачи желать не стану.
Кледвин вызвал стражу, и Патрика увели, предварительно ударив пониже спины прикладом мушкета. Конвой состоял из шести гвардейцев и трех чародеев из Башни Волшебников, облаченных в черную униформу. Чародеи держали наизготовку силовые посохи — насколько понял Патрик, это оружие, изготовленное по сохранившимся от Основателей технологиям, было способно действовать даже несмотря на блокирующий магию экран. Кледвин каким-то образом тоже не потерял способности творить в стенах донжона чары, но над этим стоило поразмыслить отдельно.
Патрика отвели в полагавшиеся ему покои, крепко притворив дверь, после чего ключ щелкнул в замке. Он напрягал слух, но не смог разобрать звука шагов, а значит, конвоиры встали в передней у дверей караулом. «Можно считать это своеобразным знаком уважения со стороны Кледвина — несмотря на все антимагические барьеры, все равно не экономит на страже». Впрочем, утешала подобная мысль так себе. Уязвленная гордость ныла куда серьезнее, нежели живот или челюсть. «Патетический дворянчик, гораздый лишь на самооправдания — это ж надо такое сказать». Отстегнув бесполезные ножны, он швырнул их в угол.
На столе его ждали свежая перемена блюд и еще две бутылки вина, что выглядело достаточно издевательски. Патрик торопливо расправился с ужином, рассудив, что лишние силы не помешают, у бутылки открутил пробку зубами и смачно отпил из горла — кислятина, Кледвин потчевал его много лучшим винцом. За окнами темнело, заканчивался длинный и паскудный день, начавшийся поспешными сборами в палаццо Мервани. Вспоминались рушащийся герцогский дворец, объятый пламенем порт, линейные корабли имперского флота, врывающиеся в гавань, а также безумие высвобожденной на волю Силы. Дядя сказал, что овладел секретами Древних, и, похоже, не врал, судя по дракону, парившему в небесах над Тенвентом. Нужно, наверно, остановить и его, и излишне честолюбивого алгернского принца, но как это сделать, рассиживаясь в заключении?
Мысли следовали по кругу, изнуряющие и бесплодные, следовало лечь отдохнуть, но сон упорно не шел. Патрик сел у окна, наблюдая за тем, как сумерки заполняют крепостной двор. На стенах и башнях Тенвента, а также в военном лагере, раскинувшемся в окрестностях замка, зажигались огни.
Впервые за много лет он не представлял, как действовать. Выбраться из окна? Решеток на нем, словно в насмешку, не было, но внизу — тянется на полсотни футов до земли отвесная стена, и никаких соседних балконов, на которые удалось бы, как в деньки его лихой юности, перепрыгнуть. Веревку тоже связать не из чего, на кровати — ни одеяла, ни простыней, а собственной одежды не хватит. Да и куда потом бежать, если товарищи томятся в темнице? Бросить Марту, Дирхейла, всех остальных? «Я мерзавец, но не подонок».
Наконец решившись, Патрик вернулся к двери и постучал: