В один совсем не прекрасный день, когда злость на себя, отчаяние и тоска взяли за горло непростительно сильно, леди Даллет отправила учеников работать над диссертациями, приглушила, насколько возможно, связывающие их нити и тихо исчезла из Столицы. Не порталом, а просто в наемном экипаже, оплатив дорогу до городка Анси. Там, в старом имении отца, её станут искать в последнюю очередь, там ее никто не увидит и не побеспокоит, и можно будет выпустить на волю всё, что столько времени удерживалось в железных тисках самоконтроля и необходимости.
Спокойно истечь слезами и вволю "повыть на луну" оказалось не суждено. На третий день к ней заявился Мартин. Тайри не стала спрашивать, как он её нашел, достаточно было на него посмотреть, а для полной уверенности убрать парочку уже ненужных внутренних щитов. Нить, протянутая меж учеником и наставницей, сияла солнечным лучом и звенела голосами тиншельтов. Это было знакомо и, к счастью, совершенно ненужно. Юный граф влюбился… Жаль, но наставница ничем не может помочь. Нет, она не хочет знать, как господин граф открыл замок. Да, она сердится, потому что задание не выполнено, и ей в скором времени придется умереть от стыда перед Высоким Жюри. Да, она уверена, что никто не сойдет с ума от беспокойства, а от настырности с кем-нибудь может приключиться кое-что похуже. Нет, ее не надо уговаривать, ничего с ней не случилось, ни до чего она себя не довела, и спала она хорошо, просто отлично спала все это время, пока один нахал не разбудил, и глаза потому красные, что спросонья… И зеркало подсовывать незачем, чего она там не видела… О, Создатель, экое чудовище…
Леди Даллет стало стыдно перед умным и искренним юношей. Хороша наставница, нечего сказать! Чему она может научить? Нытью? Или тому, как легко и быстро превратить себя в истекающее слезами желе? Как с наслаждением и усердием жалеть себя, прячась по углам? Пришлось экстренно собраться, принять человеческий облик, засунуть подальше эмоции и вернуться домой.
И всё было бы хорошо, не заявись к ней на следующий день двое самых настырных претендентов на руку и сердце. И всё было бы намного хуже, не доведи ее эти двое, в сущности, хороших и дорогих ей людей — Нир и Ортам — до белого каления своими "железными доводами" в виде двух шикарных колец и дурашливыми попытками развеселить. Чудом не вышвырнув их за порог или в какой-нибудь портал, Тайри отправилась бродить по городу. Одна. На ночь глядя. Без оружия. Без сапфира. И даже не в привычном и удобном мужском костюме, а в элегантном платье для встречи гостей и легкой накидке из гьяттской шерсти. Подвох юная леди почувствовала не сразу, слишком уж погрузившись в свои невеселые мысли. Целительский инстинкт потащил её на крик "Помогите кто-нибудь! Ребенок задыхается!", а когда вместо ожидаемого несчастного пациента или хотя бы его мамаши, в глухом дворе-колодце обнаружились шестеро неприятных типов в масках, было поздно сокрушаться. Оставалось действовать. Маг не может применять силу против обычных людей, а все окружившие целительницу подозрительные личности именно ими и были. Наверняка где-то за темным окном или на крыше сидит парочка наблюдателей, чтобы маг потом не отвертелся в суде. Голыми руками от них не отбиться, остается только бежать… а бежать некуда — единственный выход охраняют аж двое амбалов. Значит, вспоминаем Гая. Там, где нет никакого выхода, всегда есть дверь на Тропу. Голышом в прорубь — и то безопаснее, чем вот так, в этом наряде и без подготовки ступить на серую шкуру! Однако, через несколько секунд леди Даллет уже бежала, поднимая неистребимую пыль, подобрав неудобные юбки, а где-то за спиной затихал вопль одного из нападавших, очень неудачно загремевшего с Тропы в белесый туман. Который, кстати, довольно редкий сегодня. Так бывает, если рядом какой-то мир… Кто бы сомневался: Вингшалья подставила плечо, точнее сунула под ноги мягчайший песок и тут же обняла руками теплого ветра. Над морем крикнула чайка… Тайри улыбнулась: не важно, кто кого притянул, важно — что вовремя! Нежно любимый ею осколок мира, где теперь есть птицы, но, к счастью, нет людей, где можно успокоиться, отпустить эмоции, сбросить щиты, искупаться в море, наконец! Тут некому мешать…
Заглядевшись на небо, леди пребольно споткнулась обо что-то твердое и объемное. Камни? Но камни не откликаются металлическим звоном! Она с удивлением уставилась на утонувший в песке солидный мешок, набитый чем-то угловатым и, судя по всему, тяжелым. Кого-то случайно занесло сюда, и он бросил поклажу, чтобы руки не оттягивала? Ага, и оружие заодно. Целый арсенал валяется, а арбалет-то какой красивый…
— Да твоего ж демона по лысине хвостом через коромысло! — Недостойно воспитанной леди произносить подобные слова, но какой урод еще и здоровенные ножны здесь песком присыпал? Пожалуй, стоит его взгреть. Или просто пристрелить из соображений гуманности, если он, конечно, не смылся отсюда давным-давно. А нет, вон, торчит аки пугало на огороде…
"Пугало" восседало в одних подштанниках на воздвигнутом из песка пьедестале и самозабвенно декламировало вирши красивым, поставленным, и, кажется, даже знакомым голосом. Весьма, надо сказать, двусмысленные и низкопробные вирши, кои школяры лет тринадцати друг другу тайком пересказывают.
Через некоторое время декламатору надоело радовать сомнительной поэзией море. Он поднялся, театральным жестом простер руку и обернулся к неосчастливленным еще дюнам.
Этого не может быть, подумала Тайри, зажмуриваясь, чудес не бывает. Со мной — не бывает. Просто замороченный Тропой мозг выдает желаемое за действительное. Брат вряд ли сможет когда-нибудь…
— Тайо! — Это же детское имя, его и помнят-то только самые… — Тайо, малышка! Девочка, я не сплю, не брежу, не сошел с ума, это, и правда, ты?!!
На нее налетели, сграбастали в медвежьи объятья, подняли в воздух, точно ребенка, заглянули в глаза близко-близко и принялись кружить и подбрасывать, как в детстве. Тайри вновь почувствовала себя семилетней девочкой и окунулась в солнечные волны ничем не замутненного счастья, а въевшаяся за прошедшие годы привычка изо всех сил пыталась обрезать этой радости крылья. Нужно ли говорить, что она не справилась?
— Эй, сестренка, ты совсем не рада меня видеть? Или я настолько изменился, что ты не узнаешь меня?
— Ты мало изменился, Номар. — Все-таки невозможно смотреть на него без восхищения. Кузен и раньше был красив, а теперь окончательно возмужал и просто излучал спокойную силу и уверенность. Рядом с таким поневоле ощущаешь себя в полной безопасности, — просто это я разучилась радоваться.
— С чего это? Кто посмел? Мне пойти и открутить кому-нибудь голову? Только скажи! Ох, девочка, знала бы ты, как я истосковался по родным лицам… — он снова прижал ее к себе.
— Где тебя носило, братец? Я всю голову сломала, пытаясь понять это, а родные уже давно верить перестали, что ты вернешься.
— Ты же не перестала?
— Ифар тоже. До сих пор ни на одно предложение руки и сердца не согласилась.
— А ты откуда про нас знаешь?
— Скажи еще, что я была малявкой и ничего не понимала. Знаю, и всё. — Тайри показала брату язык и отстранилась. Плечи и грудь рассекали давно зажившие шрамы, ниже ключицы затянувшийся магический ожог… и море силы внутри. Силы, ищущей себе применения, желающей творить и оберегать.
— Слушай, пойдем домой, а? Я кое-как добрел сюда, кстати, понятия не имею, куда… Но что делать дальше, и вовсе не представляю.
— Тебя же учил ваюмн. Неужели ты не захотел выучиться как следует ходить по Тропам?
— Поблагодари за это моего драгоценного родителя, дай ему Создатель здоровья… Не знаю, чьих советов он наслушался, но закончить обучение отец мне не позволил. Иглейн сразу после этого ушла в Убежище, мне показалось, недоверие причинило ей боль. Так что найти вход я умею, а вот выход, особенно тот, который нужно — увы. А тебя что, тоже ваюмны учили?