***
— Так какой у тебя план? — спросил Блейз, когда раздевалка опустела.
— Я не хочу впутывать тебя в это.
— Но это уже произошло.
— Ты всё ещё не веришь, что я действительно способен убить? — усмехнулся Драко.
— А почему ты так уверен, что способен?
— Потому что пути назад уже нет. Никто не придёт к Тёмному лорду и не скажет, что не может убивать. Потому что после этих слов он умрёт на том же самом месте.
— И каков же план? Яд? Кинжал в спину?
— А что ты скажешь, если я встречусь с Дамблдором в схватке лицом к лицу?
Блейз недоверчиво покачал головой.
— Скажу, что ты самоубийца.
— Старик меня не убьёт. Он всегда так избегал этого… Он оставил в живых Грин-де-Вальда. А я ведь куда меньшее зло. И всё ещё ученик.
— Но и ты не сможешь его убить.
— Смогу. Если хорошо подготовлюсь.
— Почему бы не сделать это более… безопасным способом?
— Ты имеешь в виду, более трусливым? — фыркнул Драко. — Это было бы в моём стиле, верно? Не отпирайся, Блейз. Все знают, что я трус. Что я был трусом.
— Кому ты пытаешься что-то доказать? Волан-де-морту? Отцу?
— Ты ещё не понял? Себе.
***
Прошла неделя. Ровно неделя с их последнего разговора.
Гермиона каждую ночь доставала карту мародеров. И каждую ночь убеждалась: он в своей спальне. Крошечная точка с фамилией «Малфой» располагалась за тоненькой линией от точки с её именем. Всего лишь за этой стеной. За этой чёртовой стеной. И поэтому она не могла спать спокойно. И из-за снов, которые приходили к ней каждый раз, когда ей удавалось заснуть. И в каждом из этих снов был он. Драко Малфой.
Ей снилось, что они в том коридоре, в полной темноте. И он стоит так близко, наклонившись к ней. Его дыхание щекочет ей шею. И каждую ночь он говорит ей:
Я дождусь того момента, когда ты захочешь, Грейнджер.
И каждую ночь она уходит. Убегает. Исчезает. Растворяется. Каждую чёртову ночь, кроме последней.
Потому что этой ночью она не ушла. Потому что этой ночью она ответила:
Я хочу, Драко.
И, открыв глаза, она уже не могла думать ни о чём другом. Принимая душ, надевая форму, завязывая волосы в хвост, поднимаясь в Большой зал, сидя напротив него с пустой тарелкой, на каждом из занятий, механически водя пером по пергаменту, она всё время повторяла:
Я хочу, Драко.
Повторяла так долго, что, кажется, сама в это поверила.
— Ты выглядишь… потерянной.
Гермиона вздрогнула и обернулась. Это Джинни. Всего лишь Джинни.
— Почему ты так думаешь?
— А почему Гермиона Грейнджер сидит в библиотеке за пустым столом без единой книги и без единого клочка бумаги?
— Я просто думала.
Джинни присела к ней, внимательно вгляделась в её лицо и спросила:
— И о ком же?
— Ни о ком. О занятиях.
— Гермиона, когда ты так неожиданно порвала с Роном, я не понимала. А теперь я догадалась: тебе нравится кто-то другой.
— Конечно, нет!
— Ты думаешь, я никогда не сидела вот так, погружённая в свои мысли, и не думала о Гарри?
— Он так и не…
— Нет. Он пока меня не замечает. Но сейчас речь о тебе. Можешь не говорить, кто этот человек, если не хочешь, но хотя бы скажи, что ты сейчас думала о каком-то парне.
— Ладно. Я думала о парне, — ведь это действительно так и ей надо признаться в этом хотя бы себе.
— Он тебя не замечает?
«Он смотрит на меня каждую ночь, Джинни, в моих снах. И смотрит каждый день наяву. А я смотрю на него. Где бы мы ни находились, как бы далеко друг от друга ни были, даже отвернувшись, даже в разных сторонах этого огромного замка — мы смотрим друг другу в глаза.»
— Он меня видит.
— Это отлично! То есть я надеялась, что вы с Роном помиритесь…
— Это ужасно.
— Ты уже говорила с ним о своих чувствах?
Она говорила, если под чувствами понимать всепоглощающую ненависть. И не говорила, если подразумевать это внезапно вспыхнувшее… влечение?
— Всё гораздо сложнее, Джинни.
— Почему же?
— Потому что здесь нет никой симпатии. Нет никакого «нравится».
— Тогда что же это?
— Это безумие.
***
В ней что-то изменилось. Драко смотрел на девушку, с которой они уже два часа стояли рядом в пустынном коридоре. Просто молча стояли, отсчитывая положенное время.
Она заговорила с ним первой.
— Два часа ночи, Малфой.
Время патрулирования вышло, но они оба не двигались с места. Оба ждали. Первого шага. Намёка. Разрешения.
— Ты идёшь, Грейнджер?
«Ты идёшь прятаться от меня в свою спальню? Или ты идёшь за мной, куда бы я тебя не повёл?»
— Я иду.
И ему не нужно было спрашивать, чтобы узнать, что она выбрала. Он слышал её выбор в голосе. Он чувствовал её выбор в воздухе.
— Тогда скажи.
— Что именно?
— Ты знаешь.
«Тебе нет нужды меня заставлять. Мне всё это время казалось, что я стою на ногах. Но теперь я понимаю, что я давно перед тобой на коленях.»
И то, что казалось таким трудным, таким невозможным, таким невообразимо ужасным, далось ей так просто. Озвучить слова, которые они и так уже знали. Сломать стену, которая уже перестала существовать. Прыгнуть с моста, который уже объят огнём…
— Я хочу, Драко.
…прямо в бездну, полную ещё более жаркого пламени.
Гермиона пошла за ним на третий этаж. Ждала, пока он ходил по коридору с сосредоточенной морщинкой между бровей. И не поверила своим глазам, когда он открыл дверь, приглашая её войти.
— Это похоже на то, что ты хотела, Грейнджер?
Черно-зелёная комната. Прозрачный потолок, которого будто и не было, потому что над её головой сверкали звёзды. И багрово-красные розы повсюду.
«Это не то, чего я хотела. Не то, о чём я мечтала. Это гораздо страшнее. Гораздо больнее. Гораздо больше.»
— И это тоже тебе, — Малфой протягивал ей маленький пузырёк из чёрного стекла.
Гермиона взяла духи из его рук и открыла крышку. Тот же самый запах. И в то же время совершенно другой.
— Чёрная ваниль, Грейнджер.
«Отравленная тобой. И ставшая от этого только прекраснее.»
— Зачем это всё?
— А почему бы и нет?
В её глазах была благодарность. Благодарность, которую он чувствовал в решительном прикосновении к его плечам, побуждающих его сесть на кровать. И в том, как она опускалась на пол перед ним. Как уверенно её тонкие пальцы развязывали его галстук. Расстёгивали рубашку. Прохладными штрихами пробегали по его коже. А потом её горячие губы повторяли движение по тому же следу.
Она чуть замедлилась, когда её руки оказались на поясе его брюк. Но потом решительно пошли дальше, освобождая ту часть тела, которая была в напряжении всю эту неделю и жаждала разрядки.
«Ты видишь, как твоя слабость оборачивается силой? Я весь в твоей власти. Веди меня, Грейнджер.»
Она несмело сжала руку, проверяя его реакцию. Губы Драко изогнулись в одобряющей улыбке. Уже смелее она провела от основания до головки и снова подняла глаза вверх. Улыбка стала чувственнее.
Он понял её невысказанный вопрос и, положив свою руку ей на голову, толкнул вниз. И она послушно открыла рот, стараясь взять как можно глубже, дать ему как можно больше.
Это было запредельно горячо. Совершенно. Разве что-то в этом мире могло сравниться с движениями её губ и языка? Разве было что-нибудь более восхитительное, чем чувствовать, как его член раз за разом проходит всё дальше? И она его принимает.
А потом небо рухнуло на него сверху, звёзды закружились вокруг и взорвались в его голове.
«Глотай, Грейнджер. До последней капли.»
Вместо слов — только хриплый выдох, но она его слышала, понимала и делала это. Исполняла его желание.
Гермиона ещё ощущала последние затухающие толчки пульсации, но Малфой уже поднимал её с колен, увлекая за собой. Острые шипы роз царапали и ранили её кожу, а его поцелуи заглушали эту боль и приносили новую.