- Стойте оба! Немедленно остановитесь!
Обоих - Конрада и преследователя - окружила толпа солдат. Впереди бронированной башней возвышался сам грозный глава правительства майор Фердинанд Шурудан.
- Ты куда бежал? - спросил Конрада Шурудан. - А ты зачем гнался за ним? - обратился он тут же к преследователю.
- Я бежал от мятежников, потому что они захватили меня насильно. Я не воин, я простой крестьянин, - ответил Конрад.
- Я бежал за ним, потому что он бежал от нас, замыслив измену нашему вождю Марку Фигерою, - честно признался мятежник.
- Один из вас враг, другой может стать другом, - постановил майор Шурудан. - Ты, парень, - сказал майор Конраду, - должен доказать, что тебе можно доверять. Импульсируй нашего врага, который едва не догнал и не импульсировал тебя самого.
Вокруг Конрада выстроились солдаты и направили на него оружие. Куда он ни поворачивался, на него глядели смертоносные дула. Никто не думал расправляться с мятежником, но Конрада, сделай он неверное движение, немедленно прошьют десяток лучей. Конрад нажал на спуск, пленник зашатался и повалился на грунт.
- Мятежники! - крикнул из кустов дозорный, и на поляну, где совершался допрос и расправа, вырвался отряд Фигероя. Майор Шурудан скомандовал отступление, и солдаты, отбиваясь лучами, в полном порядке отошли в глубь кустарника. Конрада глава правительства держал около себя. Охрана командующего страховала Шурудана позади и с боков. Вскоре показалась группа строений. Солдаты ввалились в дом и сараи. Майор Шурудан торжественно возгласил:
- Нас надежно защищают стены, а если мятежники сунутся на приступ, мы переимпульсируем всех как куропаток.
Марк Фигерой не хуже Шурудана понимал, что положение правительственных войск лучше, чем положение мятежников. Для поддержания духа мятежники из кустов исполосовали лучами стены дома и сараев, но на мертвый камень резонансные импульсы не действовали. Потом все вдруг затихло и в воздух взмыл с белым флагом в руках летающий монах Антон Пустероде.
- Переговоры! Переговоры! - трубно гремел Антон Пустероде. Переговоры! Не импульсируйте!
Он сделал два круга над убежищем майора Шурудана, плавно опустился, сложил крылья, притушил светящиеся погоны и ловко юркнул в домик. Переговоры начались с дикого ора, его все слышали сквозь стену: майор Шурудан зло грохотал, Антон Пустероде зычно ревел, потом голоса стали тише, потом и вовсе смолкли. На поляну вышли майор Шурудан с летающим монахом, и Антон Пустероде во всю мощь голоса залился:
- Вечный мир! Вечный мир! Великий майор Шурудан, глава правительства и главнокомандующий, жаждет братски прижать к сердцу своего лучшего друга и любимого министра великого Марка Фигероя. Вечный мир! Вечный мир!
Из дома и сараев выскакивали солдаты, из кустов выбегали давешние мятежники, а теперь верные слуги правительства. Все радостно орали: "Вечный мир! Вечный мир!" Майор Шурудан трижды торжественно облобызался с Марком Фигероем. В честь примирения недавние враги радостно проимпульсировали багровое небо резонансными лучами. Взгляд Марка Фигероя упал на Конрада, тоже выбежавшего из дома, но из осторожности не совавшегося вперед.
- Это ты, негодяй! - гневно воскликнул Марк Фигерой. - Знаешь, мой друг, этот мерзавец пристал к нам и объявил себя мятежником, - сообщил Фигерой Шурудану.
- Нет, он пристал к нам и объявил себя слугой правительства, возразил майор Шурудан.
- Чтобы доказать, что он предан мятежу, он собственноручно умертвил твоего разведчика, дорогой майор.
- Чтобы доказать верность правительству, он собственноручно казнил одного из твоих людей, дорогой Фигерой.
- Ах, предатель! - воскликнули они оба одинаковыми голосами, и Марк Фигерой обратился к майору Шурудану:
- В закрепление нашей дружбы, прошу тебя, дорогой майор, выдать мне этого негодяя, чтобы я мог его здесь публично казнить.
- Нет, это я прошу тебя в ознаменование нашего вечного мира предоставить мне этого двойного изменника на публичную казнь, - ответил майор Шурудан.
- В таком случае - казним его совместно, ибо он предал каждого из нас.
Конрада поставили в центре полянки перед домом, солдаты Шурудана встали справа, воины Фигероя зашли слева. Антон Пустероде сверкал плечевыми фонариками и победно ревел, рея над обреченным Конрадом. Внутренний Голос отчаянно завопил: "Беги, беги, пока жив, не то, говорю тебе, точно казнят!" И Конрад ринулся в кустарник, опрокинув на землю Марка Фигероя и так тяпнув ногой Шурудана, что тот взвыл. Солдаты сперва растерянно попрыгали и потолкались, потом пустились преследовать беглеца. Но Конрад спасал собственную жизнь, а преследователи ничего не спасали и потому не усердствовали. Они вскоре отстали так далеко, что и голосов уже не было слышно. Конрад, однако, бежал со все той же отчаянной торопливостью и не остановился, пока не выскочил на затерянную в кустарнике новую полянку.
Здесь, измученный, он свалился у домика, стоявшего на краю полянки. На скамейке сидел жилистый старик и молча глядел на Конрада. В неистовстве бега Конрад примчался к собственному дому, откуда еще сегодняшней ночью с таким облегчением удрал на широкую волю - отец с хмурым любопытством ожидал, как поведет себя Конрад дальше.
- Я воротился, как видишь, - пролепетал Конрад и сделал немалое усилие, чтобы встать на ноги.
- Я знал, что ты воротишься, Конрад, - сказал отец. - Я всегда верил, что ты не вовсе потерял совесть, хотя к этому шло. Расскажи теперь, что тебе пришлось пережить за этот день. Судя по тому, как ты рвался сквозь кусты, выход в другую жизнь не принес тебе радости.
Отец еще не кончил, а Конрад сразу вспомнил, что испытал на трех избранных дорогах. Все восстановилось в памяти с такой яркостью, словно было только что пережито, и уже не казалось трижды одолевавшим его сном, а было как бы трижды повторенной явью. Отец слушал и кивал, потом сказал:
- Не уверен, что реально было, как ты рассказываешь, но что должно было быть именно так, убежден. Ибо в тебе бог смешан с чертом, и ты равно годен и на зло, и на добро, и на подвиг, и на позор. И не ты командуешь обстоятельствами, а они - тобой, хоть тебе и воображается по-иному. А как ты поведешь себя, зависит не так от тебя, как от обстановки, ибо каждая найдет в тебе, что ей нужно. Сколько раз я колотил тебя, но так и не выколотил неопределенности из твоего характера. И еще бы надо поотдубасить - да бесполезно.
- Отец, ты же не будешь отрицать, что я не инертен, не безучастен, не равнодушен...
- И много других "не". Активен, активен, даже чересчур. На нашей проклятой планете это чаще всего ведет к катастрофе.
- У меня под рукой нет другой планеты, отец.
Отец долго вглядывался в Конрада - крепкий старик, как бы весь вырубленный из плотного узловатого дерева, с густой, как смола, кровью не жиденькой водицей. Его жесткую руку Конрад хорошо знал, его советами и наставлениями перенебрегал, слушал только свои Внутренние Голоса. Но сейчас Внутренние Голоса молчали, и Конрад был готов выслушать самый жестокий совет, был бы он только полезен.
- Есть такая планета, сын. Сто лет назад группа людей сбежала с Земли и скрылась вот на этой скудной, поганой Марите. Здесь мы постепенно вырождаемся, истребляем один другого в бесчисленных мятежах и кратковременных захватах власти. Возвращайся на Землю, сын. Уверен, там не обстоятельства командуют людьми, а люди обстоятельствами. Надо же, чтобы где-нибудь в мире было местечко, где не дорога выбирает тебя, а ты - свою жизненную дорогу. Иди там по главной, а не по боковой душевной склонности; по основной, а не по второстепенной способности. И ты будешь там стоить ровно столько, сколько реально стоишь. Не больше - но и не меньше.
- Слышал, слышал: Земля - прародина, утраченный рай, - сказал Конрад с досадой. - Но в знаменитой и затхлой пещере в ущелье Альдонсы все эти сто лет покоится поврежденный звездолет. И нет надежды, что его восстановят для самостоятельного похода.
- Его уже восстановили, Конрад. Механик Бартоломей Хапи и его опытный помощник Кренстон закончили долгий ремонт космического корабля. И они тайно подготовили группу людей, мечтающих о прародине. Завтра они отлетают. Мне тоже предложили присоединиться, я отказался.
- Почему? Разве ты не мечтаешь о рае?