Узнав о пропаже мальчиков, урядник отложил почти завершенное следствие, уселся в свои розвальни и двинулся в усадьбу Королевых. Следом верхами двигались двое нижних чинов.
Беседовал урядник с родителями в столовой, одновременно заполняя какую-то бумагу. Спрашивал про Парамоновский лес — большой, дни напролет блуждать можно — и начинавшийся буквально в версте от имения.
Мамаша Королева плакала.
Старшие девочки переглядывались. Золотой песок и слоновая кость казались им все менее привлекательными…
Бешеная скачка перевалила на шестую милю, когда лошадь Боба Лагарры поскользнулась на мшистом валуне и сломала переднюю ногу.
Лагарра пристрелил ее и бандиты занялись каждый своим делом: Боб снимал с кобылы упряжь, Акула Додсон о чем-то размышлял, поигрывая рукоятью кольта. Боливар, каурый жеребец Акулы Додсона, тут же принялся щипать траву, благодарный за недолгую передышку.
Грабители остались вдвоем: третий член шайки, индеец-полукровка Джон Большая Собака, лежал далеко позади, у водокачки, не разминувшись головой с пулей, выпущенной из винчестера охранником почтового вагона.
Затылка у Собаки не стало, а его мозги расплескались пятном не менее ярда в длину. Собачья смерть во всех смыслах… Но компаньоны покойного не грустили о нем ни секунды. Едва лишь душа Собаки полетела к Маниту, а его мозги к рельсам и шпалам, — доля каждого из двоих уцелевших выросла на одну шестую.
Не стоило бы разоблачать застреленную кобылу, снимая с нее уздечку, седло и прочие лошадиные путы и вериги, достаточно было бы отвязать брезентовый мешок с добычей. Но оба понимали: лучше потерять немного времени, но не оставить следов.
Лагарра, как истинный мексиканец, отличался склонностью к позерству, к трескучим фразам и эффектным жестам… И к безвкусно-роскошной лошадиной упряжи: пышная бахрома, золоченые бляшки, наклепанные повсюду. И его, Лагарры, многочисленные серебряные монограммы, из множества переплетенных букв. (Боб, как и прочие мексикашки, являлся носителем целой грозди имен: Борхес-Антонио Ледехас ла Гарра Делькон, — Акула Додсон выслушал, хмыкнул, и тут же забыл, сократив до Боба Лагарры.)
Боб закончил возиться с упряжью, зашвырнул всю богато изукрашенную сбрую подальше в заросли чапараля. Лошадь стала неопознаваемой, мало ли дохлятины валяется в предгорьях на радость воронью и грифам-стервятникам?
Акула Додсон принял решение.
— Очень мне жалко, Боб, что твоя гнедая сломала ногу, — произнес он негромко, выжидая: потянется ли к мешку мексикашка?
Потянулся… Не мог не потянуться… После стольких трудов и тревог даже не посмотреть, за какой же куш шла большая игра?
Додсон и впрямь жалел о сломанной ноге кобылы, но лишь поначалу. Теперь перестал жалеть. Лошадка у Лагарры была на редкость резвая, а сам он худ и невелик ростом. К тому моменту, когда с ней приключилось несчастье, гнедая вместе со всадником (и с брезентовым мешком!) оторвалась от Боливара уже на три десятка корпусов и помаленьку наращивала отрыв. Может, и к лучшему, что больше ей бегать не придется, как знать…
Боб Лагарра распустил завязки, перевернул мешок, — и с детским счастливым смехом высыпал из него пачки новеньких кредиток и мешочки с золотом.
— А ведь ты не промахнулся, старый пират! — радостно обратился он к Додсону. — Ты вообще не промах и шаришь в чужих деньгах получше любого банкира-янки! Кому угодно дашь сто очков форы — что здесь, в Техасе, что там, на Уолл-стрит!
— Что же мы придумаем с лошадью для тебя, Боб? Медлить нельзя, погоня еще сегодня сядет нам на хвост.
— Проедем недолго вдвоем на твоем жеребце и отберем первую же лошадь, какую повстречаем… Но, клянусь честью, мы сорвали-таки банк! Если надписи на пачках не врут, здесь тридцать тысяч! По пятнадцати тысяч зеленых спинок на каждого!
— Меньше, чем я ждал, — сказал Акула Додсон, думая о другом, и задумчиво поглядел на своего взмокшего и уставшего коня.
— Старина Боливар нынче битая карта, — медленно произнес он. — Как бы я хотел, Боб, чтобы твоя гнедая не пострадала…
— Кто б не хотел? Да что уж теперь… У этой лодки крепкое днище, — кивнул он на Боливара, — она вывезет на тот берег, где мы сменим лошадок… Черт возьми, Акула, вот что смешно: ты чужак с Востока, а мы здесь, в приграничье, у себя дома, — и все-таки ты сумел поучить здешних людишек, как играть в покер шестизарядными картами… Из каких мест ты приехал?