Местный бордель стоял недалеко от столовой, скрытый густо разросшимися кустами, среди которых выделялась буйно цветущая сирень. Где-то далеко играл оркестр, особенно чётко было слышно фортепиано, на фоне которого хрипатый мужик по-английски призывал (Антоха начал автоматически переводить, спасибо папане, учитель-англичанин натаскал его как надо): «И Бог сказал: Иди, Моисей, вниз, к земле Египетской. И скажи старому фараону: „Отпусти Мой народ!“» Проповедник какой-то, что ли? Здесь? Да ну на… Антон отодвинул очередную свесившуюся на дорожку ветку — и тут до него дошло: да это же Армстронг! «Let My People go!» Откуда? Здесь же не работает электричество? Он невольно ускорил шаг, но едва не воткнулся в спину впереди идущему мужику в синей рубашке, который перед выходом «пшикался». Мужик на ходу снова поправил рубашку, приосанился и обеими руками пригладил причёску. Толку от этого было мало: неделю назад сбритые, волосы едва пробились в коротенький ёжик, так что жест был, скорее, автоматическим.
За кустами открылся длинный дом, с виду похожий на их спальный корпус; из открытого окна как раз и доносилась музыка. На садовых качелях сидели две девушки. Пару лет назад Тони попал на ретро-вечеринку «Стиляги», так вот, там все девушки были наряжены так же: облегающий верх, пышная юбка, всё очень яркое…
— Дамы, моё почтение! — Бендер был сама обходительность. Остальные тоже поздоровались.
— Да уж виделись, Семён Петрович! — ответила та, что в красном с белыми горохами.
Почему Семён Петрович? Он же вроде Остап Ибрагимович? Вторая, в бабочках, только слегка улыбнулась. Обе внимательно разглядывали пришедших.
— Вот, привёл вам новеньких, прошу любить и жаловать.
Луи допел «Лет Май пипл гоу» и завёл «Хеллоу, Долли».
Из окна высунулась Лиза:
— Ну что, так и будете во дворе стоять?
— Лизонька, я тебе четверых доставил. Обниматься некогда! Покидаю тебя, мечта поэта!
Лиза насмешливо фыркнула и скрылась. Бендер кивнул им на вход:
— А вы, парни, давайте… Ближе к телу, как говорил Мопассан!
Внутри дом был похож не на барак, а скорее, на женское общежитие с кухней и большой общей гостиной, обставленной довольно уютно, даже по-домашнему: диванами с бархатными подушками-думками. Посредине — длинный, накрытый праздничной скатертью стол. Венские стулья. На стенах висели рисунки в гладких деревянных рамках. На комоде у окна, на белой кружевной салфетке, стоял прибор, в клубах бывают похожие, для пластинок. Только те электрические, а у этого сбоку торчала ручка-заводилка. Всё было встроено в чемодан, развёрнутый на улицу. Из-под крышки виднелись какие-то блестящие рычажки и изогнутые штуковины.
«Хеллоу, Долли» оказалась последней на пластинке. Лиза бережно остановила аппарат, и, как по команде, из двери, ведущей в кухню, появились четыре девушки с подносами, заставленными чашками и тарелочками с выпечкой. Из двери напротив выходили ещё девушки, рассаживались за столом. Всего Антон насчитал девять штук.
Лизавета распоряжалась:
— Садитесь, мальчики. Сегодня у нас день знакомства, так что сперва посидим, потрындим. Так уж у нас принято — познакомиться надо.
Синий мужик галантно вручил ей коробку конфет и быстренько ввинтился в середину девичьего общества, рассыпаясь в цветистых комплиментах и вызывая хихиканье девчонок. Двое его друзей старались не отставать. Антон наоборот чувствовал себя гостем, случайно попавшим на день рождения, где ни с кем не знаком.
Пока не появилась она.
05. ПОТРЯСЕНИЯ ВОСКРЕСЕНЬЯ
ДЖЕННИФЕР ЛОПЕС, БУРУНДУК И БРИТВА
Антон аж обомлел. Вылитая молодая Дженнифер Лопес! Если бы та, конечно, согласилась нарядиться в серые рабочие штаны и угвазданную землёй (это же земля, да?), зелёнкой и немного кровью футболку. Она влетела со словами: «Ой, девочки, я опоздала! Я щас, быстренько!» — и пронеслась в дверь, которая была напротив кухни, оставив в воздухе лёгкий запах, похожий на конюшню. Ветер качнул занавесками, и запах исчез.
Антон натолкнулся на пристальный сощуренный взгляд Лизы, покраснел и подобрал с пола челюсть. Отвернулся, сделав вид, что сильно интересуется поющим прибором. Тем более, действительно было интересно. Надпись на металлической пластинке, привинченной к бортику музыкального аппарата, оказалось не так-то просто разобрать. Продираясь через завитушки, он прочитал: «Патефонный завод МОЛОТ». Патефон, точно! Слышал такое слово. Вот, значит, он какой. Прикольно, что музыку, оказывается, и здесь можно слушать!
Вывернутая шея затекла, и Антон рискнул развернуться обратно к столу. Лизавета куда-то исчезла, никто на него не глазел. И то ладно. От нечего делать Антон принялся разглядывать рисунки. Цветы, пейзажи, морской берег… Вот кто-то старался нарисовать лошадей — работа явно ученическая, но любовно вставленная в рамочку. Голос строгой «мадам» прервал его искусствоведческие изыски: