Медленно прохаживаясь по палубе, Мечников всматривался в берег. Сердце тоскливо ныло перед неизвестностью.
Глава III
Перебирая струны радуги, бог и богиня Идзанами и Идзанаги сходили к нижнему ее концу и повисали над бродившим хаосом. Опустив конец своего копья в хаос, бог затем поднимал его, и падавшие вниз капли затвердевали, создавая острова Земли — острова Японии.
«За китайским государством на восток, в Океан-море, от Китайских рубежей верст в семьсот лежит остров зело велик, именем Иапония» — так в 1675 году записал московский посол в Китае Николай Спафарий, далекий предок Мечникова.
Географическое положение Японии в те времена уже не было секретом для многих цивилизованных государств, однако тогда почти ничего не знали о внутренней жизни страны и о самих японцах, изолировавших себя от внешнего мира. А между тем к концу XVI века в Японии закончилось окончательное объединение раздробленных феодальных княжеств и утверждение единой власти Иэясу Токугава, провозглашенного сегуном (военным правителем). Причисленный посмертно к лику святых, Иэясу был не первым объединителем Японии. Разбив в 1600 году феодалов, он упрочил свою единую власть, базирующуюся на военной силе.
Двести пятьдесят лет правили наследники Иэясу Токугава и «сделали все возможное, чтобы этот период стал самым мрачным периодом» в истории Японии. Император, как наместник божества, пользовался лишь внешними почестями, не имея никакой самостоятельной власти. Реальная власть принадлежала сегунату — военному совету, правительству сегунов.
Связь Японии с внешним миром (кроме Китая и Голландии) была полностью прекращена. «Длительная изоляция привела к консервации в Японии наиболее реакционных феодальных черт и к отставанию страны от мирового уровня науки и техники»[3]. В XVIII веке начался упадок токугавской Японии. Страну все больше и больше потрясали волнения.
К середине XIX века стало ясно, что оставаться в таком положении Япония не могла. Наступил период ломки существующего режима. В 50-х годах были заключены торговые договора с США и наиболее развитыми европейскими странами. Волнения в стране, направленные против диктатуры дома Токугава, достигли наибольшего накала. В 1867–1868 годах произошла так называемая «революция Мэйдзи», незавершенная буржуазная революция, в результате которой сегунат потерял свою власть. И хотя движущей силой революции были крестьянство и городская беднота, «результатами падения сегуната целиком и полностью воспользовалась буржуазно-дворянская верхушка»[4].
Годы, последовавшие непосредственно за этими событиями, совпали с периодом пребывания в Японии Льва Мечникова.
Жизнь Японии того времени была полна контрастов: уходящее феодальное прошлое и становление нового буржуазного общества, древняя самобытная культура и европейская техника — все это, причудливо переплетаясь, создавало неповторимую картину эпохи Мэйдзи.
Любезный сановник, с которым Лев Ильич встречался в Европе, объявил, что сацумское предприятие расстроилось и поэтому Мечников передан в распоряжение министерства народного просвещения. Сановник был очень вежлив и столь же холоден.
Так Мечников стал преподавателем русского отделения токийской школы иностранных языков. До Льва Ильича русский язык преподавало несколько профессоров, но все они оказались не на высоте положения. Последний из них, щеголеватый молодой человек из Варшавы, долгое время учил своих учеников… польскому языку.
На русском отделении учащихся всегда было много, язык изучало сто пятьдесят человек, начиная с десятилетних мальчиков и кончая пожилыми мужчинами. Мечников объяснял это тем, что многие японские руководители испытывали глубокое почтение к «Петер-Берики» — Петру Великому, считая преобразователя России недосягаемым образцом для подражания. Биография Петра была одной из первых русских книг, переведенных в Японии.
Занятия Мечникова со студентами не были сухими, академичными. Он был не только преподавателем русского языка. Мечников красочно и увлекательно рассказывал об истории России, о русской литературе и культуре, о преобразовательной деятельности Петра I, его жизни и его эпохе. Мечников подробно останавливался на мудрых и крайне необходимых для отсталого государства нововведениях Петра. Его лекции отличались глубоким историческим анализом петровских времен, в них проявлялись большая эрудиция и педагогический талант самого преподавателя.